Алан Маршалл - Мы такие же люди
Второй поселок населяют более "цивилизованные" аборигены. Их предводитель - Гарри. Они носят набедренные повязки и регулярно моются.
Сначала в Милингимби был только один лагерь. Потом Гарри увел отколовшуюся группу аборигенов и основал второй лагерь. Я спросил его, чем это было вызвано. Оказывается, в первом лагере дети Гарри не могли выучиться правильно говорить на родном языке; по его словам, некоторые аборигены из этого лагеря говорят на очень плохом языке. Он добавил, что они часто ругаются, и это дурно сказывается на детях.
Обе группы относились друг к другу с некоторой враждебностью еще и потому, что многие члены группы Гарри, включая его самого, не были исконными жителями острова. Гарри родился у залива Арнхем, к востоку от Милингимби; некоторые аборигены пришли сюда из местностей, жителей которых бурера считали своими врагами.
Я шел позади сестры Пик по тропинке, проложенной в высокой траве, которая доходила мне почти до плеч. Лагерь "диких" аборигенов состоял из шалашей и хижин из оцинкованного железа, стоявших на лужайке, окруженной зарослями пандануса.
Рослые мужчины, на которых не было ничего, кроме балара - куска коры или материи, подвязанной к поясу, сидели на корточках в тени деревьев. Некоторые изготовляли копья. Женщины, одетые так же, как и мужчины, выглядывали из своих шалашей и хижин. Одна женщина плела сумку.
У мужчин была развитая грудная клетка, мощное телосложение и тонкие ноги; на груди и плечах - рубцы, указывающие, к какому племени они принадлежат. Со шнурков на шее свисали плетеные мешочки, набитое корой. Это "маджинджи". Готовясь к бою, воин кусает маджинджи, чтобы прибавить себе храбрости.
Мужчины и женщины дружелюбно улыбались мне, когда я угощал их табаком. Как и все "дикие" -аборигены, которых мне привелось видеть, они держались с чувством собственного достоинства. Гордая, независимая осанка, неторопливость, с которой они принимали мои подарки, - все это было неосознанным отражением их веры в свое превосходство.
Я восхищался ими за это. Мне, представителю белой расы, хотелось бы так же легко и естественно завоевывать уважение темнокожих, с которыми .я встречался.
Сестра Пик осматривала ребенка, родившегося два дня назад. Поперек лба у ребенка проходила белая полоса, на груди глиной были нанесены племенные знаки. У него был больной вид, и сестра Пик сказала женщине, чтобы та принесла его в амбулаторию. Женщина объяснила сестре Пик на своем языке, что ребенка должны вылечить знаки, нарисованные у него на теле. Однако сестра настаивала на своем, и мать обещала принести ребенка на прием.
Пока сестра Пик занималась старухой, распластавшейся на земле с закрытыми глазами, с лицом, выражавшим безнадежность и смирение, я подошел к костру, перед которым сидели на корточках старая женщина со сморщенным лицом и маленькая девочка. Позднее я узнал, что мать девочки умерла, и теперь ее матерью; считается эта старуха.
Горка золы и угля разделяла, тлеющие концы двух поленьев костра. Старуха бросала на эту горку мелких крабов и переворачивала их палкой. Время от времени девочка, запустив пальцы между угольками, вытаскивала и съедала краба, не меняя позы. Она ела очень быстро. Иногда она поднимала на меня глаза и улыбалась. На зубах у нее была зола.
Подошел старик, неся дудку длиной около шести футов, около шести дюймов {Дюйм равен 2,5 см.} в диаметре. Он показал на дудку пальцем, видимо, желая привлечь мое внимание.
- Диджери-ду! - сказал он.
Диджери-ду - один из немногих музыкальных инструментов австралийцев. Я знаками попросил старика поиграть на нем. Он приложил тонкий конец дудки к губам и извлек из нее две глубокие, мелодичные ноты, попеременно повторяя их. У меня по коже пробежали мурашки, словно во мне внезапно пробудился какой-то далекий первобытный инстинкт.
Девочка, поедавшая крабов, подошла и стала рядом со мной. Наверное она гордилась тем, что не боялась меня. Когда мы с сестрой Пик отправились обратно в миссию, девочка пошла с нами. Проходя мимо других детей, она громко обращалась к нам, чтобы показать, какая она смелая.
22. Дети
Аборигены чрезвычайно привязаны к своим детям. Только белые стегают детей ремнем, и только в цивилизованном обществе необходимы приюты для беспризорных детей.
У аборигенов я никогда не видел детей, оставшихся без присмотра, хотя видел много сирот. По обычаям аборигенов ребенок может иметь несколько "матерей", и в случае смерти родной матери заботы о нем принимает на себя другая "мать".
Поскольку у аборигенов не существует никаких правил поведения для детей, то, по нашим представлениям, они страшно избалованы. Мать может накричать на своего ребенка, но чаще всего это продиктовано страхом за его жизнь. Австралийские женщины редко наказывают своих детей.
Дети валяются на земле, тузят друг друга и отчаянно визжат, потом встают и, смеясь, расходятся. Они старательно ухаживают за младшими братьями и сестрами и безропотно таскают на спине упитанных, невозмутимых малышей. Я ни разу не видел, чтобы какая-нибудь девочка рассердилась на мать, если та отрывала ее от игры, чтобы поручить ей малыша.
Однажды ранним утром, открыв дверь здания миссии, я остановился на верхней площадке лестницы. У подножия лестницы на земле сидели четыре девочки, скрестив ноги. Ставшей было лет четырнадцать. Четыре личика улыбнулись мне, и на каждом я прочитал возбуждение и гордость. Казалось, девочкам поручено сообщить какую-то важную новость.
Тут я заметил, что на коленях у старшей девочки лежал младенец с кожей цвета меда - новорожденный, для которого сегодняшнее прекрасное утро было первым в его жизни. Девочки принесли своего маленького брата миссис Эллемор, чтобы она могла им полюбоваться.
Я позвал миссис Эллемор. Ее восторг вызвал на лицах девочек радостные улыбки. Они бережно унесли младенца. Должно быть, матери не терпелось узнать, какое впечатление он произвел. Девочки прибавили шагу.
На любой школьной площадке, где играют белые дети, слышатся крики и смех. Сочетание этих звуков - вовсе не безмятежно веселый аккорд, потому что многие из его составных элементов - взаимные пререкания или ссоры.
Там, где играют дети аборигенов, слышится песня. Я часто закрывал глаза и прислушивался к этим гармоничным звукам, пытаясь уловить хоть одну нестройную ноту. Но я всегда слышал лишь радостный щебет, напоминающий пение птиц...
Неомраченному веселью детей аборигенов во многом способствует то обстоятельство, что ни один из них не владеет чем-либо, чего нет у других. Им неведома зависть - ведь у них все общее. Неведомы им и ссоры из-за какой-то игрушки, столь распространенные среди белых детей: ведь их игрушки - тростник, камушки и ракушки, которых кругом сколько хочешь.
