Уилфрид Тесиджер - Озерные арабы
Я пробыл у Джасима неделю и вскоре стал чувствовать себя у фартусов совершенно свободно, ибо они обращались со мной как со своим. Здесь мы пили из одной чашки с самого начала. Утром и вечером Фалих отвозил меня на ближайшее озеро поохотиться на уток. Но утки были такие пугливые, что приходилось довольствоваться лысухами, цаплями и бакланами, которых изданы употребляют в пищу. Они уверяли меня, что мясо баклана очень вкусное, совсем как рыба, и я однажды решился попробовать. Проглотив лишь один кусочек, я потом в течение нескольких часов не мог избавиться от этого вкуса.
Однажды утром Фалих и его двоюродный брат Дауд повезли меня по направлению к суше. Миновав касаб, мы оказались среди поваленного камыша, покрывавшего площадь в несколько квадратных миль. Сквозь спутанные серые прошлогодние стебли поднималась молодая поросль, но она была еще не настолько высока, чтобы закрыть мне обзор, хотя я и сидел на дне лодки. Кругом было множество птиц. Рядом с нами вспорхнул бекас и зигзагами унесся прочь, стая каких-то мелких болотных птиц пролетела мимо. Турухтаны, веретенники, кроншнепы, травники, шилоклювки и множество других болотных птиц, которых я не мог распознать, кормились на открытых илистых участках. Здесь были колпицы, каравайки, белые, серые и рыжие цапли. Один раз издалека донесся крик гусей. Низко над камышами проносились, охотясь, луни. Над головой, как всегда, парили орлы. Фалих и Дауд вели нашу маленькую лодку на шестах, пока позволяла глубина, а потом подоткнули рубахи до пояса и повели ее дальше, увязая по колено в иле.
Мы надеялись достичь суши, но до плоской равнины, где в черных шатрах жили скотоводы племен Мунтафика, было еще несколько миль. Фалих называл их «арабами». Он обещал отвести меня к ним в другой раз.
— Мы навестим Махсина, сына Бадра, — сказал он. — Махсин — самый знаменитый из них, и он друг моего отца. Отец прятал его, когда его разыскивали англичане. Ты никогда не слышал о Бадре? «Великодушный, как Бадр» — так до сих пор говорят арабы; его сын — весь в отца. Возвращайся к нам, когда будет разлив, и мы поедем к нему.
На обратном пути я подстрелил несколько султанок, мясо которых, по словам Фалиха, настоящий деликатес. Они были величиной с лысух. Вылетая из зарослей тростника, они плавно покачивали длинными ногами. В летнее время эти птицы и мраморные чирки, которые прилетают сюда весной, — единственная дичь, которую едят маданы.
Дауд, который до этого был не слишком разговорчив, робко спросил меня, смогу ли я взять его с собой в Амару, где его отец сидел в тюрьме.
— Он служил у шейха племени аль иса в Сайгале, — рассказал Дауд. — Однажды шейх послал отца арестовать троих людей из племени азайриджей, которые доставили ему много неприятностей. Отец привел арестованных к шейху, и тот велел наказать их палками. Потом они напали на отца, и один из них ударил его по голове палкой так, что он потерял сознание. Когда отец пришел в себя, он взял винтовку и застрелил этого человека. Тот умер. Вместо того чтобы защитить отца, шейх — да проклянет его Аллах — передал его властям, и ему дали десять лет тюрьмы. Мы с матерью переехали сюда, к моему дяде Джасиму. Это было шесть лет назад. Теперь я хочу повидать отца.
Дауд был странный мальчик. Обычно веселый и болтливый, он временами впадал в мрачное молчание. Когда Джасим услышал, что Дауд едет со мной в Амару, он обрадовался.
— Дауд предан своему отцу, а ведь он не видел его с тех пор, как тот попал в тюрьму. Когда все это случилось, он несколько дней не разговаривал и ничего не ел. В прошлом году он опять стал какой-то странный, и никто не знал отчего. Он все ходил и повторял: «Дауд умер». Нам пришлось отвезти его к святилищу в Фуваде, чтобы вылечить.
Каждый вечер мужчины и мальчики приплывали на лодках к мадьяфу Джасима, оставляли лодки у входа и рассаживались вдоль стен. Первое время мы просто разговаривали, но как-то Джасим предложил нам спеть.
— Да, давайте споем и потанцуем! — отозвались остальные. — Давайте повеселимся! Где Хаяль? Он сегодня вернулся из Мабрада. Где барабаны? Покажем англичанину, как веселятся маданы. Фалих, неси барабаны и бубны! Дауд, позови Хаяля!
Фалих вернулся с двумя барабанами, кто-то принес два бубна. Барабаны были керамические и по форме напоминали конусообразные вазы длиной около восемнадцати дюймов; диаметр широкой части был около восьми дюймов. Этот конец был обтянут тонкой кожей, а другой, меньшего диаметра, был открыт. Хаяль, который наконец появился, был того же возраста, что Фалих и Дауд. Он спел несколько песен под аккомпанемент барабана, в который ударял Фалих. Привлеченные звуками барабана, к мадьяфу приплывали все новые гости, и вскоре помещение было переполнено. У Хаяля был приятный голос и большой репертуар песенок, одни ритмичные и веселые, другие печальные. Потом Хаяль, Фалих, Дауд и еще несколько юношей образовали небольшой круг и втащили в него, невзирая на их возражения, двух худощавых, озорных на вид мальчиков. Они были братьями, старшему было около тринадцати лет. Хаяль взял один барабан, Фалих — другой, и они начали отбивать кончиками пальцев быстрый, ломаный ритм. Два других мальчика ударяли в бубны. Все остальные сложили ладони и отбивали такт, щелкая пальцами и ударяя об пол правой пяткой.
Сначала братья, покачиваясь и подняв руки так, что локти находились на уровне плеч, медленно и томно ходили по кругу. Когда ритм убыстрился, они слегка опустили руки, их тела начали вращаться и изгибаться, они все быстрее стали двигать ногами — вперед, в стороны, назад. Остальные принялись подпевать, чувствуя себя вполне раскованно. Танец достиг кульминации. Вдруг мальчики остановились, их тела все быстрее изгибались. Потом движения стали замедляться, и наконец танцоры остановились, улыбнулись публике и сели.
13. Междоусобная вражда и кровная месть
На следующий вечер, когда стемнело, Дауд и я сидели в мадьяфе с полдюжиной пациентов, которые пришли за лекарствами и не собирались остаться на ночь. Через дверной проем я видел костры, с помощью которых от буйволов отгоняли комаров, и низкую, густую пелену дыма над водой. Комары уже стали появляться, и я мог себе представить, что летом здесь, рядом с зарослями тростника, бывает невмоготу даже маданам. Неумолчное мерное кваканье лягушек, которого я уже почти не замечал, вдруг сменилось одним повторяющимся резким звуком. Остальные тоже обратили на это внимание,
— Змея схватила лягушку, — сказал Дауд. — Здесь много змей, мы недавно убили одну на крыше.
Жалобный звук еще долго стоял в вечернем воздухе.
