Владимир Динец - Зима на разломе
Джил чуть не прыгнула за борт от досады, а я мысленно поздравил рыбку и, довольный, ушел в каюту — учить Анку «верховой езде».
Теперь мы надеялись, что за следующий день наловим полный трюм рыбы, но не видели даже тунцов. Я понырял немного, но риф оказался малоинтересным. После обеда мы пошли обратно в залив. С севера дул довольно резкий ветер, так что паруса мы убрали и шли на моторе.
Кэп, стоявший у штурвала, вдруг закричал:
— Вижу фонтан!
Я вскочил с палубы, на которой мы загорали (к тому времени народ даже от плавок успел окончательно отказаться), и увидел впереди наклонную струйку пара. Не успели мы оглянуться, как оказались в стаде кашалотов.
Почему-то залезть в море рискнул, кроме меня, только Рикардо — кубинец-миллионер из Майами. Сквозь стекло масок мы увидели фантастическую картину. Покрытые шрамами туши китов висели в прозрачной воде, словно странные темно-бурые аэростаты. Некоторое время они медленно парили под серебряным сводом, а потом, как колоссальные капли ртути, разом пошли вертикально вниз.
Глубина в этом месте около километра. Больше часа мы стояли на месте, дожидаясь, пока киты вынырнут. Мы надеялись увидеть гигантских кальмаров, которых они иногда притаскивают с глубины, оглушив или убив ультразвуковым лучом. Наконец они вернулись и долго отдувались на поверхности, но, видимо, их добыча была мелкой и они слопали ее прямо внизу.
В Эйлат пришли на рассвете. После долгого плавания вдоль пустынных берегов город выглядел совершенно сказочным. Арава, продолжение залива, уходила дальше на север, словно сухое русло фантастической реки.
Наверное, подумал я, Хэмингуэю бы здесь понравилось. Множество уютных кабачков, нескучная публика, а рядом — море с отличной рыбалкой. Я даже догадываюсь, что бы он сказал о городе. Эйлат, сказал бы Эрнесто, это праздник, который всегда с тобой.
— Хорошая получилась рыбалка, — подвел итог кэп.
— Что хорошего, ничего не поймали, — заныла Джейн.
— С первого раза никто не ловит. Приезжайте еще раз.
— А будет еще рейс? — быстро спросил я.
— Да, но только в мае. Можешь пока пожить на яхте.
Анка забежала домой, чтобы переодеться — она еще успевала в школу. Я старался пореже к ним заходить, потому что Роки затаил на нас с Беней злобу с тех пор, как мы его лечили, а от бультерьеров можно ожидать любой подлянки. Проводив мою девочку (неужели правда мою?), я позвонил Бене.
— Заезжай на денек, — сказал он, — потом будешь работу искать.
Я взял велосипед и покатил в Хай-Бар. На горном велосипеде ехать против ветра нетрудно. Погода была на удивление пасмурная — такой я еще в Эйлате не видел. На придорожной свалке сидело не меньше сотни орлов — степных, могильников, беркутов. Завидев меня, они разом взлетели и живым смерчем закружились над саванной, быстро дрейфуя по ветру.
До Хай-Бара оставалось километров семь, когда на севере появилась черная стена, прошитая молниями. Я свернул в долину Тимны и отчаянно помчался к будке сторожа на въезде в национальный парк.
Тимна — одно из самых интересных мест в Негеве. Здесь находятся медные рудники, разрабатывавшиеся еще египтянами эпохи Древнего Царства. На причудливых скалах в виде грибов, арок и шаров то и дело замечаешь иероглифы и наскальные рисунки.
Благодаря солям меди в Тимне попадаются горы таких цветов, каких даже в щедром на краски Негеве больше не увидишь — ярко-синие, небесно-голубые, ультрамариновые. На дальнем конце долины есть озерцо с африканскими рыбками, икру которых заносят перелетные птицы. В самой же долине днем не увидишь ничего живого, только туристов и плоских богомолов, копирующих внешний вид и манеру движения тарантулов.
Сейчас, однако, мне было не до того. Едва я укрылся под козырьком будки, как на пустыню обрушился роскошный ливень. Он свирепствовал необыкновенно долго — почти час, и в результате мне выпало зрелище, какое в Негеве увидишь раз в несколько лет: по руслам-вади бежала вода! На оставшемся до Хай-Бара кусочке шоссе мне дважды пришлось переезжать мутные потоки, катившиеся через дорогу.
Беня встретил меня с бутылкой шампанского.
— Ну, тебя можно поздравить! Есть и еще повод. Во-первых, в этом году настоящий сезон дождей, во-вторых, у рюппелей родились лисята.
Он имел в виду песчаных лисичек, они же лисы Рюппеля.
— В прошлом году они родились в марте, когда пролет коршунов, и их всех перетаскали прямо из вольеры — мы их почти и не видели. А сейчас только конец января.
— Пойдем посмотрим?
— Они из норы ночью выходят, и то редко.
Вдруг зазвонил телефон. Натан, Бенин приятель из заповедника Эйн-Геди, ехал на джипе в Эйлат, но был застигнут дождем. Воды израильские шофера боятся — нередко можно увидеть километровую пробку перед лужей, которую у нас бы никто и не заметил.
— Он спрашивает, — сказал Беня, — можно ли ему заночевать у меня на вилле, если он не прорвется в Эйлат?
— Я только что на велосипеде проехал!
— Да пусть заезжает, хороший парень.
Но Натан так и не приехал — вернулся обратно с полдороги.
— Знаешь, — грустно сказал Беня, — вот я три года здесь живу, а все равно в голове не укладывается. Неужели это те самые израильтяне, которые так лихо воевали? Если б у них хоть еврейские мозги были! Про науку я вообще молчу. У нас тут ушастые грифы не хотят размножаться — народу много у клетки шляется. Так им Ивтах с Тони Рингом пытались помочь гнездо строить!
— От Тони я такого не ожидал, — сказал я, прийдя в себя после услышанного (это все равно, что плоскогубцами помогать бабочке выйти из куколки).
— Тони? Он, когда работал ветеринаром, был в клинике ответственным за усыпление старых и безнадежных.
— Ну и что?
— А то, что у него половина собак потом оживала. Я, когда в Тбилиси жил, сам только у ветеринаров лечился и родственников водил. У хорошего ветеринара кругозор шире, чем у любого врача. А здесь им и животное не доверишь. Впрочем, и врачи… А ведь еврейское государство!
Тогда я думал, что он преувеличивает, но позже, когда лучше узнал Израиль, понял, что Беня, к сожалению, прав. Это не совсем еврейская страна. Но о грустном позже.
Ночью мы подкрались к лисьему вольеру с фонариком и успели заметить рядом с двумя парами зеленых огоньков несколько крошечных искорок — глазенки лисят.
Пришлось в темноте гнать на джипе в Йотвату за второй бутылкой.
Весь следующий день то и дело шел дождь. Я слонялся по территории, помогал Бене и Давиду, написал письма родственникам и знакомым, а прежде всего, конечно, Ирочке, по которой ужасно соскучился. Вечером Беня подбросил меня на джипе в город, и первым, кого я встретитил, был Джин-Тоник.
