Марстон Бейтс - Остров Ифалук
Каждая такая рыбка обороняла округлый участок диаметром в два-три фута, а в центре его обязательно имелась расщелина или ямка, где леджок таился в засаде, когда не был занят изгнанием непрошеных гостей.
Биологи называют «территорией» участок, защищаемый одиночкой, парой или группой животных от вторжения других представителей этого же вида. Склонность к такого рода «захвату территорий» известна у многих видов млекопитающих, птиц, пресмыкающихся и рыб; однако о таком свойстве рыб до недавнего времени было известно очень мало, да и сейчас еще многое не изучено. Леджок, совершенно очевидно, — «территориальная» рыба в строгом смысле этого слова; это индивидуум, имеющий постоянный участок и защищающий его от вторжения. Мой большой рыжий Holocentrus, вероятно, тоже был «территориальной» рыбой, так как в течение всего лета он (а может быть, она?) оставался на одном и том же маленьком участке около контипента Му. Однако л никогда не замечал, чтобы Holocentrus вел себя агрессивно. Возможно, что континент Му служил для этого индивидуума скорее «домом», чем «территорией». Разница между этими понятиями определяется в данном случае поведением рыбки по отношению к другим Holocentrus, заплывающим на ее участок, но мне, к сожалению, не довелось наблюдать это.
Вода была полна чудес. Дон выделил своеобразную категорию «невероятных» животных. Надев очки, мы крейсировали по нашему участку, время от времени криками приглашая друг друга взглянуть на вновь открытое чудо.
Я помню, как однажды Тед закричал: «Посмотрите — рыба-вертолет!». Какая-то короткая, толстая рыбина вертелась около «Марии» (Тед обычно вел наблюдения за рыбами возле кораллового массива, названного именем его жены). Ее плавники расщеплялись на длинные движущиеся узкие лучи, которые напомнили Теду винт вертолета. Рыбу совершенно не интересовало то, что мы наблюдаем за ней; вскоре она медленно поплыла прочь.
Мы просмотрели книги о рыбах и установили, что это был Pterois — «рыба-скорпион». Иглы, торчащие на спине этой рыбы, ядовиты, чем, вероятно, и объяснялось ее спокойствие. В дальнейшем мы не раз видели этих рыб на нашем участке, однако они не принадлежали к числу его постоянных обитателей.
Другим «невероятным» животным был морской огурец — синаптида. Большинство видов морских огурцов действительно напоминают огурец (хотя один из их видов на Ифалуке по размерам близок к арбузу). Синаптиды же — это длинные гибкие твари, похожие на змей. Тот вид, который встречался на нашем участке, имел яркую окраску в бело-черную клетку, как у некоторых южноамериканских гадюк. Торчащий из-за кораллового выроста морской огурец напоминал такую змею, выползающую из-под скалы. Только приглядевшись к нему повнимательнее, можно было заметить, что на том месте, где у гадюки находится угрожающая треугольная голова, у него торчит какой-то нелепый пучок волнующихся перышек. Если же возьмешь это странное существо в руки, то почувствуешь не упругую плоть, а какую-то мягкую ткань, напоминающую папиросную бумагу. Мне же синаптиды всегда представлялись гадюками из папиросной бумаги, живущими на коралловых выростах.
Дон считал, что к числу «невероятных» живых существ следует отнести и гигантских двустворчатых морских моллюсков тридакна. Эти моллюски в лагуне Ифалука в действительности были не столь уж велики, очевидно потому, что люди находили и съедали их прежде, чем они успевали достичь необычных размеров. Неспециалисту они не казались необыкновенными, если не считать красивой окраски краев полуоткрытой раковины и зеленоватой мантии моллюска, укрывшегося в пей[51].
Мы представляем себе моллюсков медлительными, осторожными животными, но на самом деле они могут захлопывать свои раковины с необычайной быстротой и решительностью. Потревожив моллюска каким-либо предметом, мы наблюдали, с какой быстротой он захлопывает створки. Вполне вероятно, что очень большие моллюски могут захватить ногу водолаза и не выпускать ее.
Дон уделял много времени наблюдениям за осьминогами. Мыс Осьминога, на западном побережье континента Му, получил свое название благодаря маленькому осьминогу, который избрал его своей резиденцией на первые несколько недель лета, а потом вдруг исчез, и мы во время ежедневных наблюдений видели только пустую дыру. Затем Дон нашел другого маленького осьминога, жившего в норе в центре рифа Маролигар.
Осьминоги — очень подозрительные существа. Нередко мы заставали их частично выползшими из норы, однако под пристальным взглядом наблюдателя они медленно скрывались в глубине. Около входа в логовище всегда лежала кучка мелких осколков кораллов; укрывшись в норе, осьминог подтягивал их с помощью щупалец, покрытых присосками, и закрывал ими вход, оставляя обычно лишь маленькое отверстие, за которым виднелся его зоркий глаз.
На рифе Маролигар вокруг норы валялись остатки от трапез осьминога: пустые раковины, клешни и ноги съеденных крабов. Каждый день Дон тщательно собирал и сохранял все эти объедки — своего рода отчет о питании осьминога — и таким образом получил данные о пищевом режиме этого любителя крабов за несколько недель.
Однажды нора на Маролигаре опустела и довольно долго оставалась незанятой. В результате у нас создалось впечатление, что осьминоги живут на одном месте не постоянно, а всего несколько дней или недель и, значит, не создают «территорий», как это делают многие другие обитатели лагуны.
В дневное время мне только раз случилось увидеть плавающего осьминога. Я бы его и не заметил, если бы оп оставался неподвижным, но неожиданно кусок коричневого коралла, на который я глядел, сделал несколько конвульсивных движений, а затем, действуя по принципу реактивного двигателя, переметнулся на ближайший коралловый массив и остановился там, снова став совершенно незаметным на его фоне. Я осторожно поплыл к кораллу, но осьминог и на этот раз исчез в глубинах лагуны.
До сих пор я бойко писал о коралловых рифах или коралловых массивах. На самом же деле эти «постройки» образовались из огромного количества выделяющих известь организмов, многие из которых не были настоящими кораллами. Мы выбрали риф Маролигар и попытались составить карту размещения различных видов живых существ, продукты деятельности которых входили в его структуру. Нам казалось, что сделать это будет просто, так как Маролигар — небольшой риф, всего около шести ярдов в длину и двух в ширину. Однако операция оказалась очень сложной и потребовала от нас с Доном многих часов упорного труда.
В основном трудности были технического характера. Например, как работать в воде с сухими материалами? Составив схематический план массива, мы решили нанести на него различные виды кораллов и кораллоподобных организмов. Однако от воды все расплывалось. Тогда, воспользовавшись покрытой брезентом автокамерой, которая служила нам плотом, мы стали буксировать к месту работы принадлежности для черчения и полотенца. Я устраивался на каком-нибудь удобном рифе, вытирал досуха руки и начинал наносить на план кораллы, по мере того как Дон, появляясь из-под воды, выкрикивал их названия. Периодически он сам вылезал на риф, чтобы заглянуть в план, тыкая мокрым пальцем в то место, где я, по его мнению, ошибся. Большая капля воды шлепалась на бумагу — и все оказывалось испорченным. Случалось, что я, пытаясь сменить положение, терял равновесие и падал в воду, обдавая брызгами карту. Наша затея донельзя нам надоела, но мы упорно продолжали работу и в конце концов сделали карту, которая была почти такой же красивой, как и сам риф Маролигар.
