Жюль Верн - Прекрасный желтый Дунай
Когда бедняга все выслушал, он был весьма удручен. Тысяча страхов терзали его мозг, глаза ослепли, уши оглохли, разум помутился.
«Неужели волей случая я стану Лацко и не буду больше Ильей Крушем?» — подумал он.
Наконец рыболов, ставший вдруг контрабандистом, вышел из оцепенения и попросил председателя хотя бы навести справки о нем в Раце, в его родном городе, чтобы удостоверить его личность. Снисходительно и по-прежнему насмешливо председатель Рот пообещал ему сделать это в самые кратчайшие сроки, после чего его вновь препроводили в тюрьму. Но никто не сомневался, что он — бандитский главарь, прячущийся под личиной лауреата «Дунайской удочки»!
Тут, однако, следует заметить, что если абсолютное большинство жителей Пешта поверили в версию комиссии, то жители Буды дружно придерживались противоположного мнения. Здесь крушисты, там антикрушисты. Спор ради спора.
Прошла еще одна, дурная для Ильи Круша, ночь, на этот раз бессонная. Разумеется, он чувствовал себя столь же невинным, как новорожденное дитя. Но разве от этого легче? Сколько юридических ошибок признано слишком поздно!
Внезапно его пронзила мысль… А как же господин Егер? Никто ни словом не обмолвился о господине Егере? Значит, они не знают, что он был с ним в лодке?
Да, никто этого не знал. В Ульме вряд ли это привлекло чье-либо внимание… Затем, поскольку Илья Круш стремился не появляться на публике, господин Егер также остался незамеченным… И наконец, его не было на борту, когда в Пеште лодку захватили полицейские.
«Великий Боже, а вдруг мой попутчик и есть… — подумал он и тут же с негодованием отбросил это предположение. — Нет, — повторял рыболов, — нет! Такой превосходный человек! Ах! Хорошо, что я ничего не сказал о нем. Они осудили бы и его и решили, что это он Лацко, а мой товарищ знать его не знает, так же как и я! Какое счастье, что председатель не выведал, что мы путешествуем вдвоем… Я не скажу ни слова! Нет! Ничего не скажу!»
Да, у славного рыболова оказался славный характер. Он не хотел даже задерживаться на мысли, что господин Егер и есть Лацко, ловкий и жестокий контрабандист. И тем не менее упорство, с которым его новый друг рассматривал дунайские суда… его визиты в города… отсутствие как раз в тот момент, когда отряд Карла Драгоша потерпел поражение… Не следовало ли из всего этого сделать соответствующие выводы? Ну, конечно нет! Илья Круш не станет делать никаких выводов! Он не сомневается, что если бы господин Егер приехал в Пешт, то, не колеблясь, выступил бы гарантом его порядочности. Впрочем, его и так признают невиновным, как только из Раца пришлют необходимые документы.
Весь следующий день Илья Круш провел в напрасных ожиданиях, его так и не вызвали в Международную комиссию. Очевидно, еще не пришли сведения, запрошенные в Раце.
Четвертого июня Илья Круш в одиночестве предавался размышлениям — ему еще не предъявили никаких юридических обвинений, и никто из адвокатов не пришел к нему, чтобы поговорить по существу дела. Оставалось лишь беседовать с самим собой. Все время мысли возвращались к господину Егеру. Наверняка так называемое «дело Круша» получило широкую огласку и уже достигло ушей его друга. Следовательно, господин Егер знает об аресте компаньона и не будет искать с ним встречи ниже по течению Дуная, а, напротив, поторопится в Пешт, чтобы выступить в его защиту…
«Вот только, — думал наш славный герой, — не побоится ли он, что его самого примут за главаря бандитов Лацко, как это случилось со мной? Перспектива очутиться за решеткой кому угодно покажется малопривлекательной».
И ни разу, ни разу у него не возникло подозрения, даже малейшего, насчет его спутника, подозрения, которое, несомненно, возникнет у председателя Рота, секретаря Хоцима и многих-многих других, пожалуй, у каждого, кто узнает, при каких обстоятельствах Илья Круш и господин Егер познакомились в Ульме и стали путешествовать вниз по течению великой реки!
Наконец утром 5 июня дверь камеры вновь отворилась. Точно так же, как в первый раз, обвиняемого дожидался экипаж, который доставил его в городскую ратушу. По-видимому, в деле произошел какой-то сдвиг. Зал был опять переполнен. Казалось, аудитория настроена к Илье Крушу еще более враждебно. Он все еще был Лацко.
Надо сказать, у полиции не было никаких новых известий о Лацко, и для всех это объяснялось тем фактом, что мнимый Илья Круш сидел под замком.
Обвиняемый предстал перед членами комиссии с обескураженным видом, совершенно естественным после четырех суток заточения. Как ни был он уверен в своей невиновности, его подавленность и беспокойство были слишком заметны. Напрасно искал он в зале хотя бы один дружелюбный взгляд… Он не нашел ни одного. Но вдруг в лице председателя Рота что-то изменилось. Да и секретарь Хоцим, и другие члены комиссии смотрели на него с симпатией.
Ах! Какой был эффект, когда председатель, взяв слово, произнес следующее:
— Илья Круш, мы запросили в Раце сведения о вас. Я не стану тянуть время и скажу, что они блестящи по всем пунктам…
Волна удивления, а возможно, и разочарования, пронеслась по аудитории, которая увидела, как добыча ускользает из ее рук.
— Блестящи, — повторил председатель Рот. — Шеф местной полиции прислал неопровержимые доказательства вашей личности и вашей порядочности… Да, вы — Илья Круш, бывший лоцман, один из самых выдающихся на Дунае. Вы ушли в отставку в маленьком городе Раце, где теперь и проживаете…
Илья Круш поклонился, ей-богу, так, как будто выслушал комплименты. Вряд ли в тот день, на состязании в Зигмарингене, получая двойную премию из рук председателя Миклеско, он имел вид более ошеломленный.
И тогда в зале раздались рукоплескания.
— Мы встали на ложный путь, Илья Круш, — сказал в заключение председатель. — Вы свободны, и остается только принести вам наши извинения и пожелать полного успеха вашему оригинальному путешествию!
Дело было закрыто к чести Ильи Круша, ставшего жертвой юридической оплошности, признанной на самом высоком уровне. Его ждала лодка. Но в пути к ней его сопровождала восторженная толпа, в которой смешались и австрийские вельможи, и многочисленные рабочие, в основном мадьяры и словаки. Мужчины, женщины, дети сбежались со всех кварталов, чтобы увидеть героя дня, героя дня вдвойне, смущенного еще больше обычного от такого обилия приветствий и почестей. Хотя это и удлиняло путь, вышедшему из-под стражи пришлось пройти через Штадтвальхен, где цыганский хор присоединил свои пляски и песни к общим восторгам городского люда.
В какой-то момент родилась даже идея проводить Илью Круша в Брюкенбад, в знаменитые купальни, и там как следует отмыть от ложных обвинений. Жители Пешта отказались от этой мысли только потому, что нужно было пересечь реку выше Буды. Так Илье Крушу удалось избежать триумфальной церемонии, в которой он, впрочем, и не испытывал особой нужды.
