Луи Буссенар - Приключения знаменитых первопроходцев. Океания
Лаперуз писал:
«Обычаи европейцев в данном вопросе смешны и являются полной нелепостью. Великие философы должны испускать дружные стоны при виде того, что люди, обладающие пушками и штыками, совершенно не считаются с мнением шестидесяти тысяч себе подобных только по той причине, что у них есть грозное оружие, а у тех — нет. Любой благоразумный человек должен страдать из-за того, что европейцы, пренебрегая самыми священными правами других людей, смотрят как на желанную добычу на землю, которую ее обитатели обильно полили своим потом и в которой на протяжении долгих веков они хоронили своих предков».
Лаперуз не стал исследовать архипелаг, столь хорошо изученный и описанный капитаном Куком, и не пытался найти какие-то новые земли, не замеченные его знаменитым предшественником. Он провел на Гавайях всего лишь несколько дней и вскоре взял курс к берегам Америки, как ему предписывалось в инструкциях.
Попутные ветры благополучно доставили экспедицию к американскому побережью. Фрегаты преодолели район, где морякам повстречались скопища очень любопытных, неизвестных науке водорослей, образовывавших даже нечто вроде мелей. Эти водоросли представляли собой шарики размером с апельсин, с полым стеблем длиной в сорок — пятьдесят футов. По мере приближения судов к Американскому континенту в море стали появляться киты, затем утки, нырки и прочие птицы, что свидетельствовало о близости суши.
Двадцать третьего июня, когда рассеялся туман, скрывавший сушу, моряки увидели покрытую снегами вершину горы Святого Ильи, которую заметили бы еще за тридцать лье, если бы не густой туман.
Первой заботой руководителя экспедиции стали поиски удобной и безопасной стоянки, и Лаперуз послал на разведку три шлюпки, чтобы промерить глубины и исследовать состояние дна. Один из офицеров, господин де Монти, обнаружил большую бухту, которую Лаперуз позже назвал его именем[133]. Затем Лаперуз исследовал берег вплоть до устья большой реки, получившей название реки Беринга[134].
Но погода испортилась, и корабли были вынуждены покинуть оказавшееся ненадежным убежище. 2 июля на 58°36′ северной широты и 140°З1′ западной долготы была замечена бухта, показавшаяся прекрасным местом для стоянки. Лаперуз приказал господину Пьереверу отправиться на шлюпке в бухту и вместе с господином Берназе осмотреть ее. В это же время и с «Астролябии» по указанию де Лангля были спущены две шлюпки под начальством Фласана и Бутервилье. Вскоре офицеры вернулись и сделали подробный доклад об увиденном. Сведения оказались благоприятными. Оба фрегата подошли ко входу в бухту, но ветер был очень слаб, да, к несчастью, в то время начался отлив, и течение было столь сильно, что корабли не смогли преодолеть силу сопротивления воды. «Астролябию» с огромной скоростью относило в сторону, и «Буссоль», совершив попытку стать на якорь, была вынуждена за ней последовать.
Простояв всю ночь борт о борт, в 6 часов утра корабли вновь направились к бухте, чтобы войти в узкий проход вместе с приливом. Впереди каждого фрегата шла лодка. Ветер дул от вест-зюйд-веста, а направление прохода в бухту было с севера на юг. Таким образом все обстояло благополучно. Но в 7 часов утра ветер внезапно переменился на вест-норд-вест, так что морякам пришлось очень и очень потрудиться, чтобы преуспеть.
К счастью, течение внесло корабли в бухту, и от скал, высившихся у восточного берега, фрегаты прошли на расстоянии пистолетного выстрела. «Буссоль» стала на якорь на глубине трех с половиной саженей, в полукабельтове от берега. Дно оказалось скалистым. «Астролябия» стала на якорь на таком же дне и на такой же глубине.
Вот что написал по поводу этой стоянки Лаперуз:
«За те тридцать лет, что я провел в море, мне еще ни разу не доводилось видеть, чтобы два корабля были так близки к гибели. Мы тотчас же спустили на воду шлюпки и завели якоря при помощи удлиненных тросов как можно дальше. Еще до того, как уровень воды в бухте значительно понизился из-за отлива, мы оказались на глубине шести саженей. Нас, правда, рывками потащило в сторону, но довольно слабо, так что корабли не пострадали. Наше положение было бы совершенно безопасным, если бы мы не стояли на каменистом, даже скалистом дне, тянувшемся вокруг нас на несколько кабельтовых. Я был очень удивлен, так как Фласан и Бутервилье сообщили мне совершенно иные сведения. Но время для размышлений было совсем неподходящее. Следовало как можно скорее покинуть это отвратительное место».
Ситуация была очень тяжелой и требовала немедленных действий. Пришлось производить многотрудные хитрые маневры, занявшие довольно много времени. Чтобы выйти из крайне затруднительного положения, потребовались все знания тонкостей морского дела двух столь опытных и умелых моряков, какими были Лаперуз и де Лангль.
Столь негостеприимно встретившую путешественников бухту Лаперуз нарек Порт-де-Франсе[135].
Вскоре появились и туземцы, желавшие совершить взаимовыгодный обмен. Вороватые и наглые, они мало чем отличались в моральном плане от обитателей Океании. Лаперуз, приказавший возвести на берегу легкую постройку для обсерватории и натянуть палатки для кузнецов и парусных дел мастеров, отмечает, что, несмотря на строгую охрану и постоянное наблюдение, и обсерватория и палатки были разграблены. Индейцы подползали на животах бесшумно, словно змеи, умудряясь двигаться так, чтобы ни травинка, ни листочек не шелохнулись. Несмотря на присутствие зорких часовых, им удавалось за один раз стянуть несколько предметов. Наконец индейцы изловчились и ночью проникли в палатку, где спали стражи обсерватории, господа Лористон и Дарбо. Индейцы похитили отделанное серебром ружье и даже одежду офицеров, которую те для путей сохранности положили себе под изголовье. Двенадцать человек охраны не заметили воришек, а сами офицеры даже не проснулись.
Стоянка в Порт-де-Франсе была довольно долгой, так как требовалось провести очень кропотливую работу по промерам дна, топографической съемке берегов, составлению карт и планов, проведению астрономических наблюдений. Моннерон и Бернизе составили карту бухты. Оставалось только нанести на нее данные промеров. Эту задачу поручили нескольким офицерам. Для промеров снарядили три шлюпки под командованием Эскюра, Маршенвиля и Бутена, возглавлял же всю экспедицию Эскюр, лейтенант с «Буссоли»[136].
По этому поводу Лаперуз написал следующее:
«Так как мне было известно, что Эскюр иногда бывает склонен переусердствовать в своем рвении, я счел своим долгом дать ему письменные инструкции. Они были так подробны и я так настаивал на том, чтобы Эскюр проявил максимум осторожности, что мой лейтенант даже обиделся и спросил, не принимаю ли я его за неразумное дитя, это его-то, человека, уже успевшего побыть капитаном нескольких судов, добавил он. Я очень мягко, по-дружески объяснил, какими соображениями я руководствовался, отдавая приказ соблюдать величайшую осторожность. Я рассказал лейтенанту о том, что два дня назад мы с господином де Ланглем уже промеряли фарватер, и тогда офицер, командовавший второй шлюпкой, прошел слишком близко к скалам и даже задел их бортом. Заканчивая разговор с Эскюром, я добавил, что молодые офицеры считают хорошим тоном стоять на самом бруствере[137] во время битвы и попусту рисковать своей жизнью. Я заметил, что тот же самый глупый юный задор заставляет молодых моряков не обращать должного внимания на буруны и скалы, а ведь такое неразумное лихачество может иметь весьма печальные последствия, в особенности в столь тяжелом и опасном деле, как наше».
