Эрнст Клиппель - Под маской араба
Разбой в глазах бедуина представляется почетным делом. Закон «око за око, зуб за зуб» глубоко внедрился в его кодекс чести; кровавая месть между отдельными семьями, родами и даже племенами завещается от поколения к поколениям.
Подавляющее большинство бедуинов безграмотно; мудрость и быт веков передается от отца к сыну за вечерними беседами у тлеющего кизяка в длинные вечера, при свете мерцающих звезд пустыни.
В характере бедуина много положительных качеств. Он храбр, воздержен, терпелив, вдумчив, вежлив, честен в торговых сделках, давши слово, крепко держится его. Его вызывающая гордость, недоверчивость и готовность к ссорам уравновешивается его врожденной воспитанностью и большим терпением.
Каково будущее бедуинов Аравии? Сумеют ли они слить свои интересы с интересами остального многомиллионного мусульманского мира? Окончание мировой войны, бесцеремонный раздел слабых, отсталых стран великими державами значительно ускорили пробуждение всех народов Востока. Однако, имеется много и тормозов, задерживающих их объединяющие и революционные стремления. К числу последних надо отнести патриархальный уклад жизни сынов пустыни, отсутствие промышленного пролетариата, реакционное влияние все еще сильного ислама, племенную раздробленность, бесправное положение женщин и др.
Предлагаемая читателям книжка, принадлежащая перу немецкого путешественника, рисует нам эту бесхитростную жизнь «детей пустыни».
Эрнст Клиппель, по профессии врач, решил предпринять довольно рискованное путешествие. Переодевшись бедуином, он вздумал пересечь под видом паломника-мусульманина сирийскую пустыню и проделать таким образом на верблюде весь путь от Каира до Моссула. В те места, по которым проехал Клиппель, европейцы обычно проникали в составе многолюдных и специально снаряженных экспедиций или во главе «отрядов особого назначения». Нашему же автору, благодаря удачной инсценировке, удалось увидеть Аравию такой, какова она есть. Конечной целью путешественника было посетить места обитания загадочной секты огнепоклонников-иезидов, которые имеются и в пределах СССР: в Грузии и Азербайджане. Около Моссула расположены как раз их главнейшие святилища.
Клиппель начал готовиться к своему путешествию задолго. В течение 12 лет он служил в Египте и употребил 4 года на изучение классического и разговорного арабского языка, которым и овладел в совершенстве. Стараясь сохранить свое инкогнито, под видом араба, он подолгу жил в пустыне, в 10 км от Каира, поставив свою палатку среди бедуинских шатров. Соседи по стоянке, равно как и его слуга — Аршад, видели в нем знатного мусульманина, который собирался отправиться на паломничество к святым местам. Эта палатка, разбитая среди пустыни и служившая обитателю Каира своего рода дачей, и явилась отправным пунктом для всего путешествия.
Карта Аравии.
В песках Суэца
Ночная темь чуть побелела на востоке, как меня уже разбудил рев дромадера. Аршад был на ногах и суетился около животного. Седло было надето, по бокам его прикреплены две туго набитых дорожных сумки, поверх накинуты овечьи шкуры, а под всем этим сооружением крепко увязаны меха с водой, наполненные лишь до половины. Прямо на голое тело я повесил свою небольшую кожаную сумочку, держащуюся на толстом шнуре из зеленого шелка; в ней хранился у меня Коран и рекомендательные письма. Потом я облачился в широкую бумажную рубашку из тонкой белоснежной материи. Рубашка доходила мне до лодыжек, рукава же расширялись книзу до необъятных размеров, свисая до самой земли и постепенно суживаясь на концах. На выбритую догола голову сначала я надел полотняную ермолку — потник, а поверх нее водрузил толстую коричневую шапку из войлока; на ней уже укреплялась «коффиджи» — белая с красным клетчатая полушелковая ткань величиной чуть не в квадратный метр; она складывалась треугольником, а по бокам у нее свисали кисти, болтавшиеся на длинных шнурах. Две таких кисти спускались слева и справа вдоль лица, а третья болталась за спиной. Весь этот головной убор вверху я обвязал «окалем» — толстой, из двух жгутов скрученной веревкой из черной козьей шерсти. К ногам я подвязал мои замечательные сандалии: сделаны они были из кожи гиены и пропитаны соком фиников. Опоясался я кожаным поясом, на котором укреплены были кобуры для револьверов и патронташ.
Пока я облачался, Аршад наполнил половинку кокосового ореха (она у нас шла за чашку) горячим кофе, черным и горьким, и подал мне. Выпив кофе, я отправился за палатку, захватив с собой пузатый кофейник, луженый внутри и своим длинным вытянутым носиком напоминавший садовую лейку.
Здесь я перекинул через локти свисавшие до земли кончики своих чудовищно широких рукавов и начал бормотать вполголоса все те формулы, которыми сопровождается обряд «Вуду» (религиозного омовения). Мне важно было, чтобы Аршад не заподозрил, кто я такой на самом деле. Церемония была не из коротких, но я терпеливо довел ее до конца.
Когда я окончил и поставил сосуд на место, Аршад уже управился со всеми своими делами. На песке у входа в палатку он разослал мой молитвенный коврик. Я вступил на него, расставив немного ноги, лицом повернувшись в сторону Мекки. Приподняв обе ладони на уровень лица, так что кончики больших пальцев прикасались к мочкам ушей, начал я свою утреннюю молитву, сопровождавшуюся многочисленными земными поклонами. Я касался коврика лбом и носом, поднимался вновь и опускался на пятки, вытянув руки вдоль бедер и все время повторяя слова молитвы, начинавшиеся и кончавшиеся возгласом: «Велик Аллах!». Поднимаясь на ноги, я должен был тщательно следить за тем, чтобы большие пальцы моих ног не сдвигались с места. Два раза я повторил молитву, прочел короткую главу из Корана — и первое моление правоверного мусульманина, полагающееся на заре, было окончено.
Потом я перекинул через одно плечо ружье, через другое — толстую, сделанную из красного шелка перевязь. На этой перевязи болтается кривая сабля в кожаных, выложенных серебром ножнах. Веревку, которая удерживала дромадера, обвиваясь вокруг колена его правой передней ноги, Аршад отвязал и сам стал у шеи животного, а я прыгнул в седло, устланное овечьими шкурами, взял в правую руку поводья и тронул вперед верблюда. Обитатели соседних палаток, приехавшие из Мекки торговцы верблюдами, проводили меня до ближайшего межевого знака, где и распростились, с пожеланиями благополучного пути.
Немного погодя, на востоке во всем своем величии поднялся диск солнца, и все вокруг загорелось тысячами разноцветных красок.
