Камил Гижицкий - Письма с Соломоновых островов
— О-о! — закричал он вдруг. — Посмотрите! Двое прыгнули в воду и нырнули… видно, что-то случилось!
Он побежал в ходовую рубку. Через мгновение наш катер замедлил ход и, соблюдая необходимую осторожность, так как рядом были подводные рифы, приблизился к рыбакам. Но едва мы подплыли поближе, как из воды вынырнул сперва один, затем другой юноша с толстой веревкой в руках. Экипажи лодок поспешили им на помощь и вскоре вытащили из морской глубины огромную раковину тридакны, величиной с большое блюдо. Ее складчатые края заходили один за другой. В них и застрял короткий гарпун, который держал теперь в руках один из юношей. Тут из воды высунулась молоденькая девушка и, ухватившись за борт лодки, начала взволнованно, скороговоркой что-то рассказывать сидящим в ней рыбакам. Не разобрав ни слова, я обратилась за разъяснениями к матросу-меланезийцу, который неплохо говорил по-английски. Однако, к моему удивлению, Анджей опередил его и спокойно сказал:
— Девушка рассказывает юношам, что чуть было не наступила на этого моллюска. Видимо, ей каким-то образом удалось сообщить экипажу лодки о своем приключении, и два рыбака поспешили на помощь.
— Ты понимаешь, что они говорят? — спросила я с некоторым недоверием.
Анджей не ответил мне. Он задал девушке какой-то вопрос, и она, недоуменно уставившись на него, начала что-то торопливо рассказывать, мило улыбаясь при этом. Когда девушка замолчала, Анджей обратился ко мне и сказал:
— Знаешь ли, Аня, что тридакна, лежащая на подводных рифах, удивительно похожа на куст цветистых водорослей или большой букет цветов и человек очень легко может наступить на нее ногой. Достаточно коснуться пальцами бахромчатых зеленых краев моллюска, чтобы раковина сразу же сомкнулась, захватывая ногу словно в железные клещи. Девушка лишь случайно осталась невредима, так как, уколовшись шипом морского ежа, оперлась на гарпун, который воткнула в самую середину цветистого «букета». В одно мгновение «букет» сомкнулся. Нашей девушке сильно повезло, так как раковина весит около ста килограммов. Если бы рыбачка попала в тиски тридакны, ей бы не поздоровилось.
Красноречие ассистента и его знание меланезийского языка крайне поразили меня. Анджей начал даже меня успокаивать, видимо полагая, что я взволнована приключением девушки. Когда же я объяснила ему, в чем истинная причина моего удивления, он рассмеялся и сказал, что хотя действительно и знает меланезийский язык, однако не имел подходящего случая, чтобы сообщить мне об этом — ведь я никогда не расспрашивала его о научной работе. На Соломоновых островах, продолжал Анджей, существуют столь большие языковые различия, что почти на каждом из них одно и то же слово произносится несколько по-иному. Только благодаря счастливому стечению обстоятельств он сумел без труда объясниться на Руа-Суре.
Тем временем катер приблизился почти вплотную к лодке, на которой рыбаки принялись разрезать ножом мышцы, сомкнувшие створки раковины. Раскрыв их, они стали извлекать оттуда тридакну. Я схватила кинокамеру, чтобы запечатлев всё происходящее на пленку, как вдруг юноша, возившийся с раковинами, вытащил оттуда тускло блестевший шарик величиной с крупное куриное яйцо. Рыбаки бросились рассматривать находку. Затем они передали ее девушке. Та взяла шарик своими длинными тонкими пальцами, и ее бронзовое лицо озарилось широкой улыбкой. Она долгое время рассматривала находку, а затем, протянув вдруг свою стройную руку, предложила мне в дар огромную жемчужину тридакны.
Признаюсь, я онемела! Эта юная, почти голая меланезийка без тени сожаления отдала мне прекрасную жемчужину, которая хотя и не годилась на продажу, тем не менее представляла огромную ценность для любителя! Естественно, я всячески отказывалась принять этот великолепный сувенир, но, когда все рыбаки также стали упрашивать меня сохранить жемчужину на память, сняла золотые часики, купленные на первые заработанные деньги, и преподнесла девушке. Та с радостью приняла ответный подарок и стала рассматривать его с таким выражением, словно ей досталось бриллиантовое ожерелье.
Прошло каких-нибудь полчаса, проведенных в приятной беседе с меланезийцами, и мы двинулись в дальнейший путь. Папа кончил, наконец, просматривать новейшие этнографические публикации и присел к нам. Я показала ему жемчужину. Отец, разглядев ее, пробормотал что-то о большой ценности подарка, а затем начал рассказывать о местных верованиях, связанных с тридакной. Это было так интересно и настолько близко связано с верой меланезийцев в магические силы, что, слушая его, мы прозевали бы сам островок Нуру, если бы капитан не вернул нас к действительности. Эта местность столь густо заросла кокосовыми пальмами, что выглядела как всплывшая па поверхность моря зеленая поросль. Однако и она оказалась заселенной, так как близ берега видны были слегка покачивавшиеся на волнах рыбачьи лодки.
От островка Нуру мы пошли курсом на юго-восток, гак как нам нужно было попасть в Афио — деревушку, находящуюся на острове Литл-Мала, или Марамасике, и отделенную от Малаиты лишь узким проливом. Там капитану катера предстояло оставить почту для управляющего восточным округом и одновременно сообщить ему о нашем плавании в пределах земель, находящихся под его надзором.
Погода все время была чудесной. Хотя катер слегка покачивало, мы все же спустились в кубрик на завтрак. После хорошо поджаренных летучих рыб и разных изысканных, чисто «соломонийских» блюд подали великолепные, свежие папайи[6]. Но едва я успела разрезать плод и впиться зубами в ело холодную мякоть, как вдруг почувствовала, что катер резко накренился набок, а затем еще сильнее на нос. Мое сиденье покачнулось так сильно, что я чуть не свалилась с пего, зато все фрукты и тяжелый поднос покатились словно мячики и стукнулись о борт, чтобы через мгновение с грохотом удариться о противоположный. Сидевший против меня капитан очутился на столе, а папа и Анджей покатились кубарем и, оказавшись на полу, постарались схватиться за сиденья. В промежутках между ударами было слышно, как заголосил, отчаянно заикаясь, капитан:
— Не волнуйтесь, господа… это только местные тектонические толчки… сейчас все кончится!
Заикался он только из-за внезапных кренов и толчков катера, так как на лице его сияла улыбка, а глаза весело блестели. Я хотела но этому поводу что-то сказать, по тут катер вздрогнул и накренился на правый борт столь неожиданно, что, несмотря на поручни сиденья, я каким-то чудом скатилась вниз и очутилась на полу, а платье запрокинулось мне па голову. Я никак не могла сбросить его с головы. Из этого затруднительного положения меня вывел следующий крен катера, после которого я очутилась у противоположного борта. При этом моя голова оказалась просунутой… в открытый иллюминатор!
