Фарли Моуэт - Проклятие могилы викинга
Потолковали об оленях, и Энгус вновь заговорил о встрече Питъюка с чипеуэями, или, как сами они себя называли, элделями (слово это означает «едоки оленины»).
— Зачем они двинулись на юг в такую неподходящую пору? — рассуждал он вслух. — Они тебе не сказали, Питъюк?
Питъюк покачал головой:
— Я по-ихнему не говорю. Да только видно: они очень голодный и спешил здорово. На нарты никакой мех нет, и у собак живот подвело.
— Чудной народ эти чипеуэи, — задумчиво продолжал Энгус. — Стараются жить, как жили их предки сто лет назад, а ведь теперь так уже не проживёшь. В прошлом году они чуть не перемёрли с голоду, а сейчас, может, у них дела и того хуже. Да, к нам Альфонс Миуэсин собирается. Я остановился у Танаутского озера, хотел его повидать, а он в это время объезжал свои капканы. Твоя мать, Эуэсин, сказала, он скоро нас навестит — верно, хочет знать, как твои успехи в ученье.
Альфонс Миуэсин появился ещё раньше, чем его ждали. Назавтра в час обеда собаки возвестили о приезде гостя, и через несколько минут на пороге встал высокий сухощавый вождь племени кри. Под мышкой у него был какой-то узелок, завёрнутый в оленью шкуру. Еле сдерживая улыбку, он протянул этот небольшой свёрток Питъюку.
— Моя дочка Анджелина думает, эскимосы не умеют шить хорошие сапоги, — объяснил он. — Вот она тебе и посылает…
В свёртке оказались две пары прекрасно сработанных лосёвых мокасин, искусно расшитых красными, зелёными и золотыми бусами. Питъюк очень смутился, он держал в руках мокасины и не знал, что сделать и что сказать.
— Ну, Пит, попался! — весело воскликнул Джейми. — Уж если девушка кри шьёт парню мокасины — тут ему и конец. Правда, Эуэсин?
Эуэсин важно кивнул:
— Верно. Моя сестра ещё никогда никому не шила мокасины. Теперь буду следить за тобой в оба, Питъюк. Я ведь ей брат, помни!
Питъюк, весь красный, растерянно обернулся к Эуэсину, натолкнулся на его суровый взгляд и крикнул в отчаянии:
— Меня зачем ругаешь? Я слова с ней не сказал.
Мученьям Питъюка положил конец Альфонс — он отвернулся от смущённого парнишки и заговорил с Энгусом:
— Вчера утром я проезжал стойбище едоков оленины на Кэсмирском озере; там женщины причитали по покойнику. Я хотел пойти в чумы, но старый вождь Деникази остановил меня, сказал, что на них напала болезнь и уже есть мёртвые. Все больные; только он сам да несколько стариков здоровые и ещё охотники Пенъятци и Мэдис. Этих двух он послал на юг, к белым людям за помощью.
Лицо Энгуса омрачилось:
— Плохие вести. А что у них за болезнь, ты знаешь?
— Лёгкими они болеют. Сперва горят в жару, а потом коченеют и помирают.
— Тогда и сомневаться нечего, — пробормотал Энгус. — Это грипп, дело ясное. Видно, подхватили, когда ездили на рождество в миссию. — Он вскинул голову и спросил с тревогой: — А как твоё племя, Альфонс? Тоже есть больные?
Альфонс помотал головой.
— Мои все здоровые. И я послал Деникази двое саней с вяленым сигом, а то у них есть нечего.
— Да, знаю, ты всегда готов помочь, — сказал Энгус и положил руку на плечо друга. — Но пускай твои люди больше к ним не ездят. Я позабочусь, чтоб они не голодали. Для белых грипп не так страшен, для индейцев он опасней. А у меня хорошие вести. Олени идут на юг. Капканы наши подождут. А ты давай нам в помощь несколько твоих охотников, и мы с ребятами заготовим мясо для племени Деникази.
Весть, принесённая Альфонсом, круто изменила жизнь мальчиков. И объезд капканов, и уроки были отставлены. На другое утро все трое отправились к северо-востоку от озера Танаут, в те места, где Энгус видел оленьи следы, а Энгусу предстояло одному объехать все капканы и собрать всю добычу. Энгус велел гнать собак без роздыха, а когда ребята настигнут стадо, охотиться два дня и убить как можно больше оленей. Потом пусть нагрузят нарты, все, что не поместится на них, спрячут понадёжней и едут к стойбищу едоков оленины. Он будет их ждать неподалёку и переправит мясо больным сородичам Деникази.
Первого оленя мальчики повстречали на южном берегу Кэсмирского озера, но, помня наказ Энгуса, поехали дальше, на северо-восток, по реке Кэсмир, пока не оказались среди кочующих оленьих стад.
Они раскинули лагерь и два дня охотились на карибу, которые во множестве сошлись там у несчётных мелких озёр. Двое мальчиков прятались, держа ружья наготове, а третий выезжал на своей упряжке на лёд и гнал перепуганных оленей прямиком на засаду.
К концу второго дня было убито и готово к отправке десятка два оленей. Наутро молодые охотники двинулись к стойбищу Деникази; тяжело гружённые нарты двигались вверх по реке Кэсмир, потом выехали на широкий простор Кэсмирского озера. У северного его рукава к небу поднимались тонкие спирали дыма над чумами чипеуэев, что стояли среди чахлого кустарника подле устья реки Касба.
Энгус встретил мальчиков на льду озера, на дальних подходах к стойбищу: он давно уже с нетерпением их поджидал. Энгус помог им спрятать мясо на крохотном островке — отсюда он сможет переправлять его больным и голодным чипеуэям.
— Быстрей назад, ребята! — распорядился Энгус. — И завтра же возвращайтесь с новым грузом, потому как я решил сам ехать на юг. Торговцы и миссионеры не станут слушать Пенъятци и Мэдиса, а меня, может, послушают. А если и от меня отмахнутся или не смогут помочь, я поеду ещё южней — надо поговорить с властями. Чипеуэям нужны врачи и лекарства. Они очень тяжело болеют, и если мы не остановим эпидемию, она, пожалуй, охватит весь край. Так вот, слушайте! Когда я уеду, вы сгрузите мясо на лёд в полумиле от их стойбища. Там кое-кто ещё держится на ногах, они приедут за мясом. Вам подходить к чумам нельзя. Но уж если у этих несчастных все станет совсем худо, если все-таки придётся идти в их лагерь, туда пойдёт только Джейми. Один! Поняли?
…Спустя два дня Энгус отвёз последний груз мяса на стойбище чипеуэев. Попрощался с мальчиками и пустился в далёкий путь, почти за двести миль, — на ближайшую факторию. А оттуда ему, быть может, придётся проехать и ещё сто пятьдесят миль — до ближайшего крупного поселения.
Весь конец января и первую неделю февраля мальчики с помощью нескольких охотников-кри трудились в поте лица, добывали пропитание для больных чипеуэев. Они доставляли нарты с мясом, а другие кри возили к становищу дрова.
Но пища и топливо — это было ещё не все. Многие едоки оленины так ослабели, что уже не могли ни разжечь огонь, ни сварить еду. Слёг и вождь Деникази, и, хотя он ещё кое-как выползал из своего чума и отрубал куски сырого мороженого мяса, он тоже день ото дня слабел. С каждым днём среди островерхих, крытых шкурами чумов было заметно все меньше признаков жизни.
