Николай Непомнящий - Колесницы в пустыне

Не здесь ли, в этих нескольких строчках, кроется разгадка таинственных рыболовов? Щелкающий, свистящий язык, отличный, как сказано у хрониста, от всех языков в округе, был только у готтентотов. Потерпевшим в 1622 году крушение морякам они вынесли молодую овцу и молоко в кувшинах. В этом же обширном районе помещает их крупнейший исследователь истории Южной Африки Джордж Тил. Он пишет, что банту, жившие к югу от бухты Делагоа, вообще не употребляли в пищу рыбу. Выходит, что до конца прошлого века банту в этом районе почти не использовали лодок. А готтентоты использовали. Так не они ли были подлинными учителями нынешних рыболовов-банту? Ничего не говорит об этом устная традиция макуа и шангана, молчат легенды племени тонга. Только наскальные рисунки, найденные в пяти-шести точках Мозамбика, Южной Африки, Лесото и Малави, сохраняют память о таинственных африканцах, которые на заре нашей эры на маленьких круглых лодках с якорями пошли однажды по рекам и по морю, захватив гарпуны, и, отведав рыбы, сделали рыболовство своим постоянным занятием…

Этот период истории у африканистов принято называть «временем до европейской колонизации». В Европе шел X, а может быть, XIII век — Африке это было безразлично. Тут вели счет по правителям, лунам, религиозным праздникам, солнечным затмениям и урожаям. Юго-Восточная Африка только-только научилась возделывать зерновые, жила охотой, собирательством и морским промыслом. Всюду, где жили готтентоты, было распространено скотоводство. На развалинах смитфилдской и уилтонской археологических культур рождались новые производственные отношения. Об этих временах мы знаем очень мало. Но люди этих времен были одаренными художниками, они умели рисовать на скалах, использовали окиси железа лимонит и гематит для получения желтого и красного цветов. Они делали прекрасные изображения самих себя, животных, рыб, птиц. Они умели видеть красоту. Значит, у них было чувство прекрасного? Но ведь именно это отрицали первые белые, пришедшие сюда в XV веке. Легкие и крепкие суда африканцев намного опередили по скорости и устойчивости тяжелые и неуклюжие барки и каравеллы Европы. Их рудокопы и старатели добывали золото в шахтах и наносах рек в таких количествах, какие не снились даже средневековым европейским алхимикам. Правда, у них не было пороха и ружей, и это их погубило.

— Кто кого обучил, белые — африканцев или наоборот? — спрашивают некоторые у своих оппонентов.

— Вспомните — ведь белые люди были для них богами! — отвечают те.

— Богами? Но ведь «божественность» их ограничивалась белым цветом кожи — ритуальным, священным цветом для многих африканских народов, — отвечают первые. — В остальном они были захватчиками, наглыми и бесцеремонными расхитителями африканских народных ценностей.

— Но европейцы были любопытны, одержимы желанием открывать новые земли! — говорят одни.

— Таких были единицы, — отвечают другие. — У всех исследовательских плаваний португальцев была одна цель — добыть золото и рабов, пряности и слоновую кость.

Споры об этом еще долго не кончатся. Но здесь, в тени старой крепости, их не слышно. Тихо плещут волны за стеной. На боку невысокой башенки сидит, как изваяние, крупная серая ящерица. Время как будто остановилось. Какой сейчас год? Может быть, 1415-й?

…Его принято считать началом морской экспансии Португалии. Захват Сеуты королем Жуаном I. Кампания, о которой ничего не было бы известно, если бы не хроника Гомиша Эанниша Азурары, рассказавшая о войне Жуана I с «неверными». «Неверные» были для короля ловкой отговоркой, ему нужно было другое — золото, текущее по караванным путям из Африки через Сеуту. И еще: раз и навсегда уничтожить мусульманское пиратство в районе Гибралтара. Подлинный зачинщик захвата города придворный авантюрист Жуан Афонсу ди Аленкер быстро понял, какую прибыль может дать город: и золото Африки, и мусульманский флот Средиземноморья. О «золотых дорогах» португальцы были хорошо осведомлены благодаря арабским и европейским картографам. Но вот они узнают, что там есть не только золото, но и пряности, слоновая кость, рабы. В Европу проникают фантастические рассказы о могущественной африканской империи Мали, о Мансе Мусе, ее правителе, совершившем знаменитое «золотое» паломничество в Мекку. По преданию, правитель усыпал золотом весь свой путь из Западной Африки в Аравию. Манса Муса умирает в 1337 году, а через семь лет Анжелино Дульсерт уже доделывает на Мальорке знаменитую карту мира с «королевством Мелли». Появляются другие карты. Конечно же, они становятся известны португальскому двору.

Незадолго до экспедиции в Сеуту Жуан Афонсу ди Аленкер посылает в город агента — узнать, сколь велика торговля золотом. Агент возвращается и расписывает красоты порта и богатство городских жителей. История сохранила подробности захвата Сеуты, но мы их опускаем. Нам важен результат. В июле 1415 года армада подняла паруса 200 судов с 20 тысячами войск на борту. 15 августа город захвачен с необычайной легкостью. Среди воинов, участвующих в штурме, — молодой принц Генрих. Через несколько лет он станет известен как Генрих Мореплаватель.

Из разговоров с жителями, с пленными защитниками города, из прочитанных бумаг Генрих черпает обширную информацию о Северо-Западной Африке. Хронист Азурара, писавший еще до смерти Генриха, выдвинул несколько предположений о том, что же побудило принца начать многочисленные морские предприятия. Первое — это атмосфера европейского Ренессанса: принц хотел выяснить, что там, за границами современных ему сведений, которые простирались не далее Канарских островов и мыса Бохадор. Затем — ему нужны были хорошие порты для торговли и ремонта судов. Третье — это усиливающееся арабское влияние в Африке. Португалии надо было спешить. И еще — распространение христианской веры. Генрих надеялся найти в отдаленных районах материка поддержку христиан. Уверенность эта, несомненно, основывалась на легенде о пресвитере Иоанне, слухи о котором ползли по Европе с середины XII века. В 1165 году по европейским столицам ходило письмо, якобы написанное самим Иоанном императору Византии. «Я, пресвитер Иоанн, — говорилось в нем, — правитель из правителей, под небесами я самый сильный и богатый, семьдесят два царя подчиняются мне…» Предполагают, что это письмо было специально сфабриковано, чтобы подлить масла в огонь крестовых походов.