Робин Дэвидсон - Путешествия никогда не кончаются
— Кто?
— Черномазые. Ее друг стоял в очереди у винногомагазина.
— Билл, скорее, давайте уедем отсюда. Мерзкие твари.
Дрожа от отвращения, она обхватила себя руками, будто ей было холодно.
Я положила голову на руки и прикусила язык, я знала: дорого мне обойдется этот вечер.
На следующее утро я устроилась на работу в бар — приступать через два дня. Да, я могу ночевать в задней комнате, плату за ночлег будут вычитать из жалованья за первую неделю месяца. Питание бесплатно. Великолепно. Это давало мне возможность оглядеться и попытаться понять, как обстоят дела с верблюдами. Я задержалась в баре и поговорила кое с кем из завсегдатаев. Мне удалось узнать, что в городе есть три верблюжатника: двое обслуживают туристов, а третий, старик афганец, приручает диких верблюдов и продает в Аравию как мясной скот. Молодой геолог, с которым я познакомилась, согласился подвезти меня к старику.
Как только я увидела Саллея Махомета, я поняла: передо мной знаток своего дела. В поступи его кривых ног, в его руках, ловко державших веревку, чувствовалась уверенность человека, издавна привыкшего иметь дело с верблюдами. Когда я пришла, он возился с какими-то непривычного вида седлами рядом с пыльным загоном, где, скучившись, стояли эти странные животные.
— Так, так, что ж тебе нужно?
— Здравствуйте, мистер Махомет, — самоуверенно начала я. — Меня зовут Робин Дэвидсон и… гм… понимаете, я хочу попасть в центральную пустыню, для этого мне надо раздобыть трех диких верблюдов и приучить их носить вьюки, и… я подумала, вдруг вы можете мне помочь.
— Хрр-м-пппх!
Саллей пристально взглянул на меня из-под кустистых седых бровей. Его колючая неприветливость тут же поставила меня на место, я почувствовала себя полной идиоткой.
— И ты подумала: раз, два, села и поехала, да? Я смотрела в землю, переступала с ноги на ногу и бормотала какие-то жалкие слова.
— А что ты знаешь про верблюдов?
— Про верблюдов?.. В сущности ничего… Я хочу сказать… на самом деле… вот эти ваши верблюды… раньше я никогда верблюдов не видела, но я очень…
— Хрр-м-пппх! А что ты знаешь про пустыни? Мое молчание красноречиво говорило, что в этом вопросе, как и во многих других, я не слишком образована. Саллей извинился, сказал, что он, к сожалению, ничем не может мне помочь, и вернулся к своим делам. От моего задора не осталось и следа. Начало оказалось труднее, чем я предполагала, но ведь прошел всего только один день.
Мы поехали на туристскую станцию, расположенную южнее Алиса. Я поздоровалась с хозяином и его женой, женщина приветливо предложила мне чай с кексом. Я рассказала им о своих планах, они молча переглянулись.
— Ну что ж, приезжайте к нам, когда найдется свободная минута, — жизнерадостно отозвался хозяин, — узнаете кое-что о верблюдах.
Как он ни сдерживался, его губы искривила самодовольная улыбка. Внутренний голос шептал мне: держись подальше от этого человека. Он мне не понравился, и я ему наверняка тоже. А кроме того, я видела, как ревут и буйствуют его верблюды, и подумала, что к такому хозяину вряд ли стоит идти в ученики.
Вторая туристская станция, принадлежавшая Позелям, находилась милях в трех к северу от Алиса, несколько человек в баре успели мне сказать, что сам Позель — сумасшедший.
Геолог высадил меня у бара, я пошла пешком вдоль русла реки Чарльз. Под тенистыми деревьями царила прохлада, я шла и радовалась. Правда, тишину то и дело нарушали стаи взъерошенных местных собак, они выбегали на дорогу и решительно требовали, чтобы мы с Дигжити убрались с их территории, но хозяева-аборигены с громкой бранью бросали вслед собакам бутылки и консервные банки, ухитряясь одновременно улыбаться и приветливо кивать нам головой.
Наконец я оказалась перед дверью безупречно белого коттеджа, окруженного деревьями и лужайками. Коттедж напоминал австрийское шале в миниатюре, он был необычайно красив и столь же неуместен среди красных валунов и столбов пыли. В устройстве загонов — тесаные бревна, плетеные веревки — чувствовалась рука мастера. Около конюшен с арками росла герань. Каждая вещь лежала на своем месте. Глэдди Позель встретила меня у двери дома, лицо этой маленькой женщины, похожей на птичку, красноречиво говорило о тяжком труде, непрестанных тревогах и несгибаемой воле. И о подозрительности. Тем не менее Глэдди была первой, кто в разговоре со мной не проявил откровенного недоверия или снисходительного равнодушия. А может быть, она просто искуснее других скрывала свои чувства. Ее мужа, Курта, не было дома, поэтому мы условились, что я приду к ним на следующий день.
— Как вам понравился город? — спросила Глэдди.
— Паршивый городишко, — ответила я и тут же пожалела о своих словах. Мне вовсе не хотелось настраивать Глэдди против себя.
Она первый раз улыбнулась.
— Тогда, наверное, вы справитесь. Только не забывайте: они тут почти все сумасшедшие, будьте осторожны.
— А что здесь творится с чернокожими?
К Глэдди вновь вернулась подозрительность.
— Ничего особенного, за исключением того, что с ними вытворяют белые.
Теперь настала моя очередь улыбнуться. Глэдди, оказывается, была мятежницей.
На следующий день меня встретил Курт, он сиял от радости, насколько способен сиять немец. На нем был белоснежный костюм и такой же ослепительный тюрбан. Если бы не глаза-льдинки, он вполне мог сойти за бородатого мускулистого мавра. Находиться рядом с ним было так же страшно, как около упавших проводов высоковольтной линии. Курт излучал опасность: казалось, будто слышишь пощелкивание и видишь искры. Темно-коричневое лицо, жилистое тело и непомерно большие мозолистые руки труженика — в жизни не видела такой экзотической личности. Едва я пробормотала свое имя, как он повел меня на веранду, где тут же начал подробно рассказывать, что именно я буду делать в ближайшие восемь месяцев, и, пока он говорил, широкая ухмылка ни на минуту не сходила с его лица, обнажая широко расставленные зубы.
— Значит, ты будет приходить сюда на работа восемь месяцев, и потом ты будет покупайт одна из моих верблюд, а я будет учить тебя, как с ним обращаться, а потом ты будет получайт два диких верблюд, вот так пойдет дела. Я как раз имею одна верблюд для тебя. Она имеет только один глаз, но… ха-ха… это не есть важно, она сильный, она будет тебе вполне хороший, да-да.
— Конечно… только… — с запинкой выговорила я.
— Что только? — оглушительно гаркнул Курт.
— Сколько стоит этот верблюд?
— Ах да, сколько стоит. Да-да. Сейчас подумай. Я отдавай тебе этот верблюд за тысяча доллар. Дешевка.
