Фарли Моуэт - Проклятие могилы викинга
Анджелина взялась починить одежду и мягкую упряжь. Но эскимосские женщины и девушки так усердно принялись помогать, что почти ничего не оставляли на её долю. Зато они учили её шить непромокаемые кожаные сапоги. Внимательней всех к Анджелине относилась мать Питъюка, и всякий раз, завидев сына, что-то говорила ему, отчего он краснел и тут же старался улизнуть. Ни Анджелина, ни мальчики не понимали, что она говорит, а Питъюк наотрез отказывался переводить, но догадаться о смысле её речей было не так уж трудно. И однажды утром Джейми простодушно сказал Эуэсину:
— Похоже, мать Питъюка выбрала себе невестку.
Питъюк сидел тут же и смазывал ружьё и сделал вид, будто не слышит, но вот пропустить мимо ушей ответ Эуэсина оказалось не так легко.
— Верно, Джейми, — сказал Эуэсин. — А ты видал, как Анджелина шьёт одежду на эскимосский лад? Я думаю, Питъюк будет хорошим мужем. Ведь если она у него будет голодать, мне придётся его поколотить: брат должен присмотреть, чтоб сестра жила в достатке.
Этого Питъюк уж никак не мог стерпеть. Он вскочил и с криком кинулся на друзей, но они были начеку. Схватили его за руки, повалили наземь. Джейми уселся на него верхом, а Эуэсин озабоченно пощупал его лоб.
— Горячий. По-моему, любовная лихорадка. Анджелина! — громко крикнул он. — Иди скорей. Питъюк заболел. Тебя зовёт!
Анджелина сидела в одном из чумов и шила. Она мигом примчалась на зов. Но с первого же взгляда поняла, что над ней подшутили. Не говоря ни слова, она схватила ведро, и ребята ахнуть не успели, как Анджелина окатила всех троих ледяной водой. Повернулась и, не оглянувшись, большими, сердитыми шагами ушла в чум.
Отплёвываясь, тяжело дыша, ребята поднялись на ноги.
— Что ж, — отдышавшись, сказал Эуэсин, — теперь Питъюк остыл… ненадолго!
К концу июня стали ощущаться кое-какие перемены. Большинство эскимосов по-прежнему относились к ребятам дружески, помогали им, но явно чувствовали себя при них не в своей тарелке. Эуэсин сразу же это заметил и как-то вечером приступил к Питъюку с расспросами. Поначалу Питъюк отвечал уклончиво, но в конце концов признался, что назревают неприятности.
— Все старик. Говорит, нам беда будет, а если мы остаёмся становище эскимосы, им беда будет тоже. Говорит всем, нам не добраться до Гудзонов залив. Говорит, Кунар не даст уносить свой вещи в чужой земля. Сказал Оухото — если идёт с нами, не вернётся живой.
— Старый черт просто завидует! — сердито выпалил Джейми. — Он сколько времени всем здесь заправляет, и поглядите, как эскимосам сейчас худо приходится. Сам он ничем не может им помочь, а мы вроде можем: вот он и лезет из кожи вон, чтоб нам напортить.
— По-моему, надо опять поговорить с Оухото, — спокойно, но твёрдо сказала Анджелина. — Ты злишься, Джейми, а от этого только всем хуже.
Ребята зашли в чум Оухото и застали у него нескольких эскимосов, но те сразу же под разными предлогами ушли. Да и сам Оухото казался угнетённым и неспокойным. Но когда Питъюк объяснил ему, зачем они пришли, ему явно полегчало.
— Я рад, что вы уже знаете, — сказал он через Питъюка. — Сам я не хотел вам говорить, и оттого было мне совсем не хорошо — ведь между друзьями не должно быть секретов. А теперь расскажу вам остальное. Шаман ещё раз говорил с духами; при этом было почти все племя. Под конец он сказал, что Кунар вас проклял, и не велел больше с вами знаться. Теперь никто не понимает, как быть. Некоторые даже говорят, чтоб я с вами не ходил. Да разве я больной старик, чтоб духов бояться? Нет, я пойду с вами до Большой реки. И я так думаю: нам надо уходить поскорей, потому что племя все больше слушается шамана. Набрались страху, да чем дальше, тем больше, а от пуганого человека всего можно ждать.
— А скоро ли пойдём? — тревожно спросил Джейми.
Оухото задумался, сдвинул густые брови.
— Нам нельзя трогаться, пока сильный ветер не сломал подтаявший лёд на больших озёрах. Надеюсь, ждать теперь не долго. Нет у меня доверия к старику, а если, пока ждём, что случится с вашими каноэ, никуда вам не уехать.
— Не посмеет он ничего сделать! — крикнул Джейми, но в голосе его не было уверенности.
В этот вечер у себя в палатке они долго не могли уснуть, хотя час был уже поздний. Положение своё они обсуждали далеко за полночь, но так ничего и не придумали. Наконец Анджелина решила, что хорошо бы выпить по кружке чая, и вышла разжечь костёр и вскипятить воды. Но скоро она вернулась, глаза её радостно блестели.
— Слушайте, — сказала она. — Северный ветер задул, уже слышно, и по небу облака пошли. Может, он прямо сегодня взломает лёд?
Когда ребята напились чаю, ветер уже гулял по становищу, и шум его, суля надежду, в конце концов успокоил их и усыпил.
Когда же они проснулись на рассвете, ветер дул вовсю. Они вылезли из палатки и увидели Оухото, который шёл их будить. Он улыбался.
— Ешьте скорей, — сказал он, — у нас много дел. Сегодня лёд тронется, а завтра и мы тоже.
16. ОЗЕРО-В-ОЗЕРЕ
Ветер весь день не утихал, а путешественники тем временем заканчивали приготовления к отъезду. Эуэсин тщательно осмотрел каноэ, проверил каждый шов, удостоверился, что смоляная прокладка надёжна. Остальные ребята укладывали снаряжение и прочие припасы.
Ехать решили налегке, захватить только самое необходимое. Все, без чего можно обойтись, оставляли в становище. Лишнюю провизию отдали эскимосам, кроме того, Эуэсин и Питъюк оставили им в пользование свои ружья и большую часть патронов. Они рассчитали, что на время путешествия к побережью вполне обойдутся одним ружьём и полусотней патронов.
Поклажу составляли меховые одеяла, палатка, два дорожных мешка с запасной одеждой, из кухонной утвари только то, без чего никак нельзя в дороге: два топорика, верёвка, чай, соль, мука, вяленая оленина, — и, конечно, сокровища викинга. Их тщательно уложили в два лубка, каждый обернули оленьей кожей, и каждый свёрток привязали к одному из каноэ под банками: так они не потонут, даже если лодка перевернётся. Решено было, что Джейми и Питъюк поплывут в одном каноэ, а Эуэсин с сестрой — в другом.
На рассвете следующего дня путешественники готовы были к отплытию. Провожать их пришло совсем немного народу. На берегу собрались только друзья и родные Питъюка, не слышно было обычных для такого случая добродушных шуточек, поддразнивания. Серьёзно и тихо все помогали ребятам нагружать каноэ. Мать Питъюка только что принесла им на дорогу вареное мясо, и тут с холма, что возвышался над берегом реки, донёсся хриплый крик.
Все обернулись: на фоне рассветного неба чётко вырисовывался чёрный, зловещий силуэт шамана. Несколько мгновений он оставался недвижим. Но вот он занёс правую руку, в которой сжимал короткое копьё, и яростно потряс им, будто грозя путешественникам, и злобно прокаркал что-то своим старческим, надтреснутым голосом.
