Василий Чичков - В погоне за Мексикой
Мы встали с художником посредине зала. Передо мной была новая композиция. Но я опять, как вчера, испытывал чувство изумления. Все-таки удивительно искусство этого художника. Для него главное — символ. Символ, который позволяет избежать многих отягощающих информационных деталей. Символы у него разные. Одни традиционны для мексиканского искусства еще с древних времен, другие найдены художником сейчас, они добыты, так сказать, капля по капле из противопоставления известных понятий, но такого противопоставления, которое вызывает удивление. Символы Сикейроса очень близко граничат с ошеломляющей гиперболой.
— В этом зале откроют музей революции, — сказал художник. — Но никаких экспонатов, только моя экспозиция. Главной темой служит забастовка в Кананеа в 1906 году. Она была потоплена в крови американскими войсками, которые вторглись на нашу территорию. Забастовка явилась прологом буржуазной революции 1910 года.
Я знал, что эта картина особенно дорога Сикейросу. Со многими, кто нарисован здесь, художник был лично знаком в годы революции. Слева, на стене, среди убитых повстанцев нарисован отец жены художника сеньор Ареналь.
Сикейрос взял меня под руку и повел вдоль стены. С каждым шагом композиция открывалась передо мной все новыми гранями. От этого движения будто оживлялись люди, шагающие в плотном строю с красным знаменем в руках, среди которых Маркс, Кропоткин, Бакунин.
— На этой картине изображены все, независимо от их идеологической принадлежности, — продолжал Сикейрос, закуривая очередную сигару. — Это историческая картина. Сюда придут дети, и они должны знать всю правду об истории своей родины.
Вдруг художник остановился, внимательно посмотрел на стену и, макнув кисть в краску, провел линию, по стене. Мне показалась эта линия странной и даже инородной. Но кисть уже несет к стене другой цвет и рядом с первой линией оставляет другую. Обе линии соединились и ожили. А маэстро наносит еще и еще линии на стену. И вдруг на моих глазах серая шероховатая цементная поверхность начинает говорить, она уже смеется, плачет. Сикейрос отходит от стены на шаг, внимательно смотрит на картину, делает несколько глубоких затяжек и снова с кистью в руке устремляется к стене, и опять линии, мазки, и еще один кусочек серой стены наполняется жизнью.
Обо мне, наверное, художник забыл. Но разве это важно? На моих глазах происходит превращение мертвого цемента в живую ткань картины. Я был счастлив оттого, что присутствую при этом волшебстве.
Веселый праздник под грустным названием
В Мехико лучшее время — осень, октябрь. Над городом словно нарисованное голубое небо и ласковое солнце.
Ни один лист не колышется на вечнозеленых деревьях парков.
Ветер боится нарушить это осеннее благолепие... Он спрятался где-то за горами...
В это время в столице можно увидеть самый лучший бой быков, прославленных матадоров, в это время можно познакомиться с удивительным праздником мексиканцев — «Днем мертвых».
Праздник этот очень давний. У древних индейцев было особое отношение к смерти и к умершему. Смерть и плодородие у них стояли рядом. Зачем же печалиться?
Умерших иногда сжигали, а иногда отрубали им голову. Череп умершего обрабатывали особым способом и заливали мягкой растопленной смолой. Так как человек только что ушел и образ его был еще близок людям, они пытались достичь при этом портретного сходства. Такие «похожие» черепа стояли на видных местах и хранились по многу лет.
Конечно, теперь в Мексике никто не отрубает головы умершим, но отношение к черепу до сих пор особенное, непохожее на наше.
Второго ноября газеты заполнены рисунками черепов: один, два, пять, десять, пятнадцать... Целые газетные полосы отданы черепам.
Если приглядеться к черепам, то можно увидеть много знакомых. Вот череп «самого президента республики» Диаса Ордаса и эпитафия: «Жил Густаво Диас Ордас, и народ ему доверял, потому что душа у него была щедрая, рука твердая и он всегда боролся за мир».
Тут же череп министра внутренних дел, а это министр иностранных дел, следом генерал от полиции. Под этими черепами тоже эпитафии — милые, с улыбкой, а иногда и с сарказмом. Мальчишки-газетчики бегут по улицам и предлагают купить еще одну газету.
— В моей газете «Кладбище для избранных»! — кричат мальчишки.
— В моей — «Кладбище для артистов»! Купите!
Огромный современный город, по широким улицам которого плотным потоком мчатся машины, являет в этот день особую картину.
В витринах магазинов выставлены черепа, сделанные из шоколада, выпеченные из хлеба. На стеклах нарисованы забавные сценки из жизни того света и этого. Скелет тянет за руку очень пышную нагую красотку к себе из этого света на тот. Ведь сегодня праздник мертвых! У светофоров, на перекрестках, продают черепа из пластмассы с сигаретой во рту. Нажмешь на череп, и сигарета дымится.
На базарах разливанное море желтых цветов. Их покупают букетиками, их покупают охапками. Их везут на кладбище и украшают могилу. Тут же рядом торгуют черепами, сделанными из сахара. Торговцы, как кондитеры, тонкой струйкой цветного крема напишут на черепе имя, которое вы хотите. Может, это прадед, может, это отец, а может быть, дедушка, который очень любил вас.
Чем ближе к вечеру, тем ярче разгорается праздник. Все самое главное будет вечером, когда над городом, над его небоскребами и дворцами, над широкими улицами, опустится ночь.
В каждом доме в самом парадном углу поставят стол, на нем тот самый череп из сахара, купленный на базаре.
Рядом будет лежать хлеб, тот хлеб, который любил покойник, плошка с маисом, ваза с фруктами, рюмка, а может и две, крепкой водки — текильи. Ну, конечно, покойник придет ночью в свой дом! Он увидит, что его ждут!
Многие мастерят «калебасас» — черепа из тыквы. Тыкву очищают от мякоти, прорезают глаза, рот, нос, ставят внутрь свечку и шагают по улицам.
А когда колокола храмов ударят полночь, в местечке Мисхи, недалеко от города, на старинном кладбище, начнется ночная церемония. Целыми семьями люди приходят сюда, садятся вокруг могилок, зажигают свечи, кладут на могилу сладости, приготовленные из листьев магэя, ставят крепкий напиток пульке. Так они сидят долго, пока горит свеча.
И бывают слышны здесь, у могилы, и плач и смех. Те, кто постарше, вспоминают покойника — друга, мужа, отца, а детям вспоминать нечего, им весело, они смеются. Ведь сегодня праздник, и им, конечно, дадут сладости.
Революция, начатая давно...
В тот день я бродил по кладбищу, которое граничит с парком Чапультепек. Могилы, кресты, каменные плиты с надписями и цветы. Как много здесь цветов! Человек умер пятьдесят лет назад, а цветы только что срезаны, с невысохшими капельками утренней росы.
