Джек Лондон - Cердца трех
Да, несмотря ни на что, это был сладкий миг для Фрэнсиса: он увидел, как горячо молодая девушка отстаивала его, как страстно она желала спасти ему жизнь. Увы! Все ее старания были тщетны.
Леонсия прежде всего заставила подсудимого засучить рукав и обнажить левую руку. На это начальник полиции только презрительно пожал плечами. Тогда Леонсия повернулась к Торресу и разразилась целым потоком слов, но так как она говорила по-испански, и притом очень быстро, Фрэнсис не смог ничего понять. А когда после нее выступил со своими показаниями Торрес, весь переполненный людьми зал загудел: присутствующие взволнованно переговаривались и жестикулировали.
Все это Фрэнсис видел со своего места. Не заметил он только того, что Торрес, пробираясь сквозь толпу на свое свидетельское место, успел по дороге обменяться несколькими словами с начальником полиции. Эта сценка ускользнула от подсудимого. Не догадывался он и о том, что Риган подкупил Торреса и велел ему как можно дольше удерживать Фрэнсиса от возвращения в Нью-Йорк. Точно так же бедняга не подозревал, что Торрес сам был влюблен в Леонсию и испанца терзала бешеная ревность.
Поэтому Фрэнсис так и не понял, какую комедию разыгрывал Торрес, выступая в качестве свидетеля. Леонсия заставила сеньора Альвареса признать, что он никогда не видел у Фрэнсиса Моргана шрама на левой руке. Добившись этого, молодая девушка бросила полный торжества взгляд на старичка судью. Но тут начальник полиции громогласно задал Торресу вопрос:
— А можете ли вы присягнуть, что видели шрам на руке у Генри Моргана?
На лице сеньора Альвареса отразились смущение и растерянность, он испуганно взглянул на судью, умоляюще посмотрел на Леонсию и, наконец, молча покачал головой в знак того, что подобной клятвы он дать не может.
У толпы оборванцев вырвался торжествующий рев. Когда судья вынес приговор, рев еще усилился. Тотчас же комиссарио и жандармы бросились к Фрэнсису и, несмотря на его сопротивление, вытолкали молодого человека из зала суда. Прямо оттуда Моргана отвели в тюрьму. Все это делалось, видимо, с целью спасти его от разъяренной толпы, не желавшей дожидаться времени казни.
«Эх, как бедняга Торрес попался на этом шраме!» — с сожалением подумал Фрэнсис. Но его размышления были прерваны на этом месте. Он услышал звук отодвигаемого засова, и в камеру вошла Леонсия.
Не говоря ни слова заключенному, она сразу накинулась на сопровождавшего ее комиссарио и быстро заговорила с ним по-испански, сопровождая свою речь повелительными жестами. Комиссарио, видимо, склонился перед ее волей и тотчас же приказал сторожу перевести пеонов в другую камеру. Затем он суетливо, словно извиняясь, поклонился и вышел, закрыв за собой дверь.
Только тогда самообладание покинуло Леонсию. Она упала на грудь Фрэнсису и зарыдала.
— Проклятая страна, проклятая! Здесь нельзя добиться правосудия.
Фрэнсис обнял ее гибкий стан, чувствуя, что теряет голову от близости этой обаятельной, нежной, прелестной девушки; но внезапно он вспомнил Генри — Генри, работающего босиком, в холщовых брюках и широкополом сомбреро там, на острове Быка, в надежде отыскать клад.
Молодой человек попытался освободиться из объятий Леонсии — объятий, которые доставляли ему такое наслаждение. Но ему удалось только немного отстраниться от нее. Однако это вернуло Фрэнсису самообладание. Он заговорил с ней деловым тоном. Увы! Чего бы он не дал сейчас за право высказать ей свои чувства! Но нет! Ему суждено было играть роль друга.
— Теперь я знаю, как легко подстроить обвинение и вынести смертный приговор, — сказал Фрэнсис, хотя в душе ему хотелось заговорить совсем о другом. — Если бы ваши пылкие соотечественники попытались рассуждать более хладнокровно, вместо того чтобы действовать импульсивно, они успели бы уже понастроить железных дорог и вообще позаботиться о прогрессе в стране. Ведь весь этот суд был подстроен, а обвинение основано исключительно на эмоциях. Все были так уверены в моей виновности, что не стали даже заботиться о каких-то там уликах или даже об установлении моей личности. К чему отсрочка? Ведь они знают, что я не кто иной, как Генри Морган. А когда знаешь, зачем в чем-то удостоверяться?
Но Леонсия не слышала того, что говорил ей Фрэнсис. Она рыдала и только старалась теснее прижаться к нему. Не успел он умолкнуть, как ее головка снова очутилась у него на груди. Внезапно она подняла к нему лицо, и прежде чем Фрэнсис опомнился, губы их встретились.
— Я люблю вас!.. Я люблю вас! — бессвязно шептала девушка.
— Нет, нет! — ответил Фрэнсис, упорно отказываясь верить в то, что могло бы дать ему счастье. — Мы с Генри слишком похожи друг на друга. Вы любите Генри, а я не Генри!
Леонсия вырвалась из его объятий, сняла с пальца кольцо Генри и швырнула его на пол. Фрэнсис совсем потерял голову — он сам не мог бы сказать, чем все это кончится… Спас положение комиссарио, который вошел как раз вовремя. Он держал в руках часы и упорно смотрел на них, не поднимая глаз, словно для него существовали только стрелки на циферблате.
Леонсия мгновенно взяла себя в руки и приняла гордый и равнодушный вид, но когда Фрэнсис, снова надев ей на палец кольцо Генри, поцеловал ее руку на прощание, она опять чуть было не разрыдалась. В дверях камеры молодая девушка остановилась и посмотрела на него. Губы ее беззвучно шевелились, и он понял, что она хотела сказать: «Я вас люблю».
* * *Не успели часы пробить десять, как Фрэнсиса уже вывели из камеры в патио[16] тюрьмы, где стояла виселица. Посмотреть на казнь собрались не только все обитатели Сан-Антонио, но и население окрестностей. Толпа была радостно возбуждена. Среди присутствующих находились Леонсия, Энрико Солано и все его пять рослых сыновей. Энрико с сыновьями возмущались и негодовали, но начальник полиции, поддерживаемый комиссарио и жандармами, оставался непреклонным. Все попытки Леонсии пробраться поближе к Фрэнсису, которого уже успели подвести к подножию виселицы, оказались тщетными. Между тем отец и братья уговаривали ее покинуть место казни. Они попытались было еще раз убедить начальника полиции, что Фрэнсис вовсе не тот, за кого его принимают. Однако начальник только презрительно улыбнулся и приказал продолжать приготовления к казни.
Фрэнсис взошел на помост виселицы. Тут к нему приблизился священник, но он отказался от его услуг, по-испански объяснив патеру, что когда ни в чем не повинного человека вешают, он и без чужих молитв попадет прямо в рай.
— Ваши молитвы пригодились бы больше тем, кто взял этот грех на душу, — добавил молодой американец.
