Игорь Зотиков - 460 дней в Четвертой Советской антарктической экспедиции
День сто пятьдесят седьмой. Пурга метёт по-прежнему. Пошёл снег, и видимость уменьшилась до метра. Такой пурги, я ещё никогда не видел. Вечером, с трудом держась друг за друга, дошли до кают-компании. Каждый шаг — это проблема. Видна лишь мачта на нашем доме, и то с трудом, а до неё лишь три метра. Вечером Олег Михайлов пригласил к себе отметить день рождения невесты. Кое-как вчетвером прошли десять метров от кают-компании до его дома. Когда, возвращаясь от Олега, вышел из люка его дома, сразу понял, что сделал ошибку, отправившись один. Кругом ночь и ревущая белая мгла, через которую не видно даже люка, в котором я стою. Меня прижало к столбу у люка, и я с трудом уцепился за верёвку ограждения. Осмотрелся. Благоразумнее остаться. Но возвращаться не хотелось, и я пошёл. Сделал пять шагов вдоль верёвки и наткнулся на стремянку. Отпустил верёвку, и ветер тут же прижал меня к металлу стремянки. Оглянулся назад — рядом чернеет натянутый, как струна, трос, так что путь для отступления пока не отрезан. Смотрю вперёд: до дома несколько метров, но, где он, не видно. Отпускаю стремянку, наваливаюсь на ветер, переступаю ногами. Кажется, ветер не сдувает с ног, идти можно. Теперь вперёд. Шаг, ещё шаг, стремянка позади, главное, не сбиться с дороги и не упасть. Пока стоишь на ногах ветер не уносит, но, если упадёшь, можешь покатиться во мглу, оканчивающуюся барьером.
Прохожу два, три, пять шагов, чувствую, что дошёл до крыши. Ещё два шага, и впереди чёрная мачта дома. Охватываю её руками. Кругом рёв и грохот, но меня теперь уже не унесёт. Отдыхаю. До люка четыре шага, виден леер мачты, косо уходящий вниз, в сторону от него, но, где сам люк, не соображу. Снова раздумье. Если отойду от мачты, рискую уже не вернуться к ней. Но идти надо. Снова шаг, второй, третий… под ногами что-то твёрдое. Люк! Ура! Дошёл. Через минуту я звонил Олегу: «Дошёл».
Лёг спать, но не успел заснуть, как услышал какой-то скрип на крыше, потом все затихло. Не спится. Через полчаса звоню БАСу. Может, на крыше кто живой, ведь здесь можно замёрзнуть в метре от двери, так и не найдя её. Оказывается, это был Вадим, который шёл к нам, его шаги я и слышал. По дороге его сбило с ног и отнесло в сторону. Ему удалось задержаться, и, конечно, он пополз против ветра. Ветер сносит на барьер, поэтому все, когда потеряются, идут против ветра. Он уполз далеко за наш дом в глубь материка, но случайно наткнулся на занесённый предмет, разрыл — оказалось, что это крышка люка брошенного балка. Рядом была протянута верёвка, вдоль которой можно было дойти до пятого дома (дома Олега), и он дошёл до того места, откуда вышел. Через несколько минут Вадим, держась за верёвку, снова вышел мне навстречу. Я орал что есть силы и светил из люка настольной лампой. Где-то рядом был слышен его голос. Наконец из хаоса несущегося снега протянулась рука и схватилась за крышку люка. Все в порядке, переход закончен. Спать.
День сто шестидесятый. В девять была связь с Дригальским. У ребят все хорошо, не считая пурги, которая мешает работать. Спросили, что им нужно. Они ответили, что желательно прислать женщину, а если это невозможно, то согласны на лопату.
Говорил по радио Савельев, сказал, чтобы они подготовились к эвакуации. Если через неделю не смогут возобновить работу, их снимут.
До обеда готовил радиогазету, записал выступление начальника станции Восток о жизни и работе станции. В конце я вставил несколько шуток.
Вообще зима сказывается. Нет того веселья, что раньше. Ребята злые, раздражительные. Лица у всех белые, землистые.
Перечитал записи первого месяца зимовки — февраля. Пожалуй, это был самый тяжёлый месяц. На первый взгляд ничего не изменилось. Условия стали даже тяжелее: зима. Светло несколько часов в сутки, все время пурга. Однако переносится все легче. Лучше работается, нет той странной усталости и апатии. Научился держать себя в руках, думать о том, о чём надо думать, а главное, не думать о том, о чём сейчас нельзя думать. Научился терпению и большей терпимости к друзьям. Я теперь знаю, что можно прожить год и не умереть от тоски, ведь прожито уже столько дней, и ничего. Знаю, что месяц здесь тянется очень тяжело и долго, но, когда он прожит, кажется, что он пролетел мгновенно.
Станция «Остров Дригальского»
Первое июня, понедельник. День сто шестьдесят третий. Вот и июнь, разгар зимы. Позёмка, ясно. Болит голова, хочется спать, однако пошли с Вадимом на завтрак. Вчера легли спать часа в три ночи. Вадим ночевал у нас, и мы долго разговаривали. Ходил на рацию, разговаривал со станцией «Остров Дригальского». Андрей сообщил мне, что они начали протаивать скважину моим термобуром. За три дня прошли около тридцати метров. Сначала бурили со скоростью проходки полтора метра в час, а по мере углубления скорость упала до одного метра. Однако главное сделано, «машина» работает, теперь надо только время.
День сто шестьдесят четвёртый. Утром проснулись нормально, то есть в половине девятого, вскочили, наспех плеснули воды в лицо — и в кают-компанию. Обычно мы приходим туда без пятнадцати девять и без одной минуты девять кончаем завтрак. Потом сразу бегу на рацию. В девять связь с Дригальским. Связь была плохой, понял только, что ребята сидят в палатке, работы в поле возобновить не могут из-за погоды, занимаются лишь моим протаиванием. Прошли уже тридцать три метра, то есть до той глубины, дальше которой не мог идти станок, привезённый нами из Москвы. Погода сегодня держалась приличной, чистое небо, ветер метров 9-15 в секунду, позёмка, но не сильная. Последнее время погода нас не баловала. В мае было двадцать три штормовых дня, из них три урагана со скоростью ветра до 40 метров в секунду. Позвонил Дралкину, сообщил, что сегодня могу поставить на припае косу термометров. Со мной пошли Серёжа и Олег. Втроём еле дотащили похожую на длинного удава косу до места на припае возле айсберга. Лёд там оказался толщиной семьдесят сантиметров и почти не прикрытый снегом. Быстро пробурили ручным буром лёд (не до конца), потом «разделали» лунку пешней. Когда пробил донышко, хлынула вода, солёная вода океана. Попробовал её и солёного снежку. Приятна и сама солёная вода после нашего дистиллята, и то, что океан — дорога домой, в тёплые страны.
Косу установили быстро, вывесили на треноге. Выглядит она солидно. Сфотографировались около неё, хотя погода начала портиться. По дороге домой часто оглядывались, любовались нашей работой. Я почувствовал, что Серёже и Олегу коса эта стала родной, так всегда бывает с тем, что сам делаешь. Когда добрались до Мирного, взошло солнышко. Как оно дорого теперь и как редко! Остановились и долго смотрели на него. Серёга даже сфотографировал это солнце.
