Юрий Усыченко - Белые паруса. По путям кораблей
— Милиция! — закричала какая-то женщина, видя, что происходит.
— Сюда! Хулиганы!
— Держи!
Сенька сориентировался первым. Прежде, чем успели удержать, юркнул в темноту, исчез. Девчонки поступили проще: бочком-бочком втиснулись в толпу, минуту спустя были далеко. Хотел бежать и Эдик, а непослушные ноги снова подвели — растянулся во весь рост. Эдика подняли, крепко скрутили локти.
— Стой!
— Не торопись, приятель!
— Пустите, я ничего, это все он, Сенька.
— В районе разберем кто — чего, а кто — ничего.
По лицу хулигана текли грязные слезы. Бормотал жалобное, клялся в невиновности, поносил Шутько. Два парня-дружинника, не слушая, тащили его с собой.
В милиции дежурный увидел, что задержанный пьян, толку от него все равно не добьешься. Приказал отправить в камеру, допросить завтра, когда проспится.
«Перекоп» идет в корабельск
На «Перекопе» дали второй гудок. Пухлое облачко вырвалось из медной трубки, неторопливо растаяло в розовом утреннем воздухе. Басистый зов парохода разнесся над гаванью.
Невинный сигнал об отходе пассажирского судна ошеломил яхтсменов, которые отправлялись в соседний город Корабельск на соревнования. Дядя Пава возглавлял команду, Приклонский ехал в качестве штатного болельщика, а также, по его выражению, «представителя администрации». Были здесь и невыспавшийся злой Шутько, и Нина — грустная, красные глаза, видно поплакала ночью, и Михаил, и Филипп Горовой из котельного, и другие яхтсмены. Отсутствовал только Костя. Именно это обстоятельство вывело всех из равновесия при гудке, который предупреждал, что пароходу — пора.
Приклонский метался от борта к борту, не сводя глаз с ворот, ведущих из морского вокзала в город. Подбежал к дяде Паве и голосом, в котором странно смешивались недоумение со злостью, воскликнул:
— Где он? Где?!
— Почем я знаю! — тоже с сердцем ответил дядя Пава. — Всем объявил, дважды напоминал.
— Напоминал! Что мы имеем? Дисциплины не имеем!
Красное просоленное лицо дяди Павы побурело:
— А кто такие порядки завел? Кто чемпионов воспитывает? Вот и довоспитывались — что хотят, то и делают.
Нина слышала этот разговор, в глубине души тоже тревожилась за Костю. Но старалась скрыть тревогу, даже от себя. Ей казалось, что между нею и Костей все кончено, многолетняя дружба и любовь пошли прахом. Было до горечи стыдно за то, как собиралась поступить вчера — готова была остаться с Костей, и как получилось в действительности.
Приклонский не ожидал отпора, сник, растерянно посмотрел на дядю Паву.
— Вот что, — спокойнее сказал тот. — Руганью мы с тобой ничего не сделаем. До отхода двадцать минут. Я сейчас пошлю Савченко. Пусть возьмет такси, съездит к нему домой, хоть узнает, что с Костей.
— Давай, давай! — обрадовался Приклонский. — А то ведь беда — на межгородские соревнования без чемпиона ехать. Куда годится.
— Только быстро, — напутствовал дядя Пава Михаила. — Адрес знаешь? Наш новый дом, четвертый этаж, квартира шестнадцать.
— Найду.
— Деньги на такси возьми, — подбежал Приклонский, протянул зеленую кредитку.
— Свои есть.
— Ничего, на всякий случай, — не слушая возражений, сунул деньги Михаилу в карман. — Обязательно привези его, голуба, быстро.
— В момент! — Михаил сбежал с трапа, и, не сбавляя темпа, скрылся за воротами.
Найти такси не удалось. Простояв зря несколько минут, сгорая от нетерпения, махнул рукой и вскочил в подошедший троллейбус.
Костя безмятежно спал. Лицо у него было счастливое — видел хороший сон.
Солнце освещало комнату. В веселых лучах терялся свет электрической лампочки, так и не потушенной с вечера.
Отчаянный стук не сразу заставил Костю поднять голову, но все-таки заставил. Еще не проснувшись по-настоящему, не понимая, что произошло, огляделся. И — охнул. Нестерпимо болела голова, резкий свет бил в глаза, к горлу подступала отвратительная тошнота. Не хотелось шевелиться, думать, смотреть — ничего не хотелось.
Но вставать было надо — кто-то гулко колотил в дверь. Медленно, стариковски кряхтя при каждом движении, пошатываясь, — хмель не успел выветриться за несколько часов короткого сна, парень поднялся с кровати, нехотя отворил дверь. Ворвался Михаил.
— Что с тобой?
Зрелище ему представилось непривлекательное: вид Кости вполне соответствовал следам вчерашнего кутежа, отвратительному запаху перегара и застоявшегося табачного дыма. Глаза рыбьи, без малейшего выражения, костюм помят, волосы всклокочены, голос хриплый.
Михаил понял:
— Новоселье справил?
— Угу, — мрачно подтвердил Костя. Вяло, порядка ради, осведомился. — Ты чего рано так?
— Да ты смеешься? Сейчас пароход отходит!
— Какой пароход? — старался вспомнить и не мог, хмель отшиб память.
— Ну и ну! Неужели вправду забыл?
Костя смотрел отсутствующим взглядом.
— Наша команда на межгородские соревнования выезжает. К семи все на пристани собрались, тебя только нет.
— И Нина там? — Ожил вчерашний эпизод. Душевная боль, стыд на секунду заслонили похмельную одурь. Костя тяжело опустился на кровать, обхватил голову руками.
— Сказал — все. Ждали тебя, ждали… Приклонский аж с ума сходит. Чего расселся, быстрее собирайся, ну давай, живо!
— Ух, черт! Да как же! — Растерявшийся Костя начал бестолково тыкаться по комнате, не зная толком, что надо делать. Непривычный к выпивке, тем более в таких масштабах, как вчерашний, потерял всякое соображение.
Из порта донесся гудок, два, три.
— «Перекоп»! — воскликнул Михаил. — Его голос. Скорее, скорее, может, наши задержат отход, капитана уговорят! Может, еще успеем.
Успеть не удалось. Выбежав из дома, вскочили в очень кстати подвернувшееся такси, помчались в порт. А когда автомобиль въехал на причал и остановился, скрипнув тормозами, Михаил и Костя увидели, что «Перекоп» огибает мол, направляясь в открытое море.
Михаил выскочил из машины, расплатился с шофером. Костя спотыкаясь последовал за товарищем.
— Опоздали, — горестно воскликнул Михаил. — Как же теперь? Стыд какой.
— На суше не догнали, по воде — тем более, — полусочувственно, полуиронически отозвался шофер.
Слова его натолкнули на неожиданную мысль. Михаил оглядел рекламную вывеску, которая гласила: «Морская прогулка — лучший отдых. Проводите свой выходной день на море». Под надписью была изображена отвратительно красивая девица, которая проводила выходной день на мчащемся во весь опор элегантном катере. Перед катером вздымался лихой бурун.
