Виктор Боярский - Семь месяцев бесконечности

За ночь немного похолодало и натянуло облачность. Буквально через полчаса после выхода мы подъехали к спуску, уходящему вниз тремя большими крутыми террасами. Далеко под нами расстилалась натянутая тугим белым полотном поверхность ледникового залива Солберг. Имея за плечами печальный опыт спуска без тормозов (о чем нам все время напоминал убогий вид наших маленьких нарт), мы на этот раз более серьезно подготовились к нему. Подрыв в нескольких местах снег под полозьями нарт, мы обвязали их веревками, пропустив их в несколько оборотов под скользящей поверхностью каждого полоза. Кроме того, я оставил тянуть нарты только трех собак: Брауни, Томми и Тима. Пэнда и Баффи должны были бежать рядом, привязанные только за ошейники. Сам я привязался длинной веревкой позади нарт, уготовив себе роль динамического тормоза. Уилл предпринял те же меры предосторожности за исключением последней — он решил спуститься, сидя верхом на нартах.

Первыми пошли Джеф и Дахо на своих снабженных тормозом нартах. Мы сверху видели, как они, с трудом преодолевая трение веревок и толкая нарты, прошли плоскую часть террасы, затем движение ускорилось, и ребята скрылись из глаз. Это послужило сигналом для следующей упряжки. Стартовали Кейзо и Жан-Луи. Было видно, что им труднее дается плоская часть террасы — их нарты тяжелее, чем у Джефа, да и веревок осторожный Кейзо накрутил побольше. Но так или иначе и они скрылись за гребнем первой террасы. В это же время мы с Уиллом уже увидели далеко внизу упряжку Джефа и Дахо, преодолевающую плоскую часть второй террасы. Пришла пора стартовать и нам. Легкие нарты Уилла начали неумолимое скольжение к краю спуска. Толкать нарты Уиллу не пришлось: он восседал на них верхом, по своему обыкновению покрикивая на собак. Через какое-то мгновение и он скрылся из вида. «У этого экипажа самое резвое начало», — отметил бы, наблюдая за стартом Уилла, комментатор, ведущий репортаж с соревнований по бобслею. Последним стартовал я. Скольжение, хотя и значительно замедленное веревками, оставалось достаточно хорошим, и скоро я перешел с рысцы на бег, а когда мы въехали на главный спуск, бег сменился гигантским слаломом. Мне казалось, что я бегу по склону огромными скачками, подобно волку, преследующему зайца в фильме «Ну, погоди!». Понимая, что это бесполезно, тем не менее закричал собакам, придав голосу угрожающие хриплые, как у Высоцкого, интонации: «Чуть помедленнее, Томми, чуть помедленнее!» Но куда там! Собаки стелились по снегу в бешеном аллюре, сердце выпрыгивало из груди, во рту пересохло, дыхание пропало, единственное, о чем я успел подумать, пролетая в перерывах между толчками о землю метров пять-шесть по воздуху, так это о том, чтобы натруженные ноги мои, обутые в маклаки, не попали бы с размаху в какую-нибудь скрытую снегом трещину и не остались бы там навечно. Я благополучно миновал две террасы. Немного переведя дух на их плоских ступенях, я увидел, как на спуске с третьей сошел с дистанции Уилл, до этого чудом державшийся в седле и явно шедший на лучший результат дня. Его нарты, наехав на огромной скорости на какой-то бугорок, перевернулись и сбросили Уилла в снег. Проехав по инерции еще несколько метров, упряжка остановилась. Уилл, вынырнув из снега, подбежал к нартам и перевернул их. Несмотря на разделяющее нас расстояние, кажется, было даже слышно, как он ругается. Полоз! Опять полоз подломился. Я спустился следом и успокоил Уилла тем, что еще один день мы, наверное, протянем, а там уже должен подлететь самолет, который привезет новые нарты.

Перетянув веревки на нартах Уилла и подкрепившись, продолжили путь по относительно ровной поверхности ледникового залива Солберг. До подножья перевала под названием Вильсон нам по прямой через залив было около 16 километров. Облачно и тихо, погода нам благоприятствовала, поэтому залив пересекли за 3,5 часа. Но только мы подошли к его южному берегу, как внезапно сорвался резкий холодный встречный ветер, погода начала меняться прямо на глазах. Пришлось надеть маски. Поднялись на перевал по крутому снежнику. Огромная скала закрыла нас от ветра, и поэтому здесь стало чуть легче. Опять пришлось подталкивать нарты, и мы довольно быстро согрелись. Интересно, если такой крутой подъем, то каков же будет спуск?! К вечеру нам удалось практически достичь вершины перевала и разбить лагерь в точке с координатами 68,4° ю. ш., 65,3° з. д. Завтра должен был быть самолет. На связи договорились, что он встретит нас часов в одиннадцать утра по ту сторону перевала на ледниковом заливе Мобил Ойл. Джеф вечером предупредил, что это будет самый трещиноватый район на всем маршруте — он много путешествовал здесь ранее, когда работал на полуострове в составе Британской антарктической службы.

К предстоящему спуску готовились торжественно, особенно Уилл, понимавший, что еще один кульбит его нарты не выдержат. Утро выдалось для меня тревожным. Под влиянием то ли вчерашнего страшного рассказа Джефа, то ли неудачно сваренной овсянки, но не успел я выйти из палатки в полном обмундировании, как вдруг почувствовал некий дискомфорт в желудке. В результате пришлось нарушать всю сложную систему ремней и подтяжек, опоясывавших мой тоскующий организм, отчего я немного задержался с началом упаковки собственных нарт. И только то обстоятельство, что мои товарищи в это утро особенно тщательно «пеленали» веревками полозья нарт перед спуском, а полозья моих нарт были вдвое короче, позволило мне не только наверстать упущенное, но и приготовиться к спуску немного раньше других. Как и в предыдущий раз, начинал Джеф. Мы же сверху могли по скорости его спуска оценить достаточность принятых нами мер. Начало было медленным. Нарты глубоко оседали в рыхлом снегу, веревки на полозьях делали свое дело, и приходилось все время подталкивать нарты. Наш растянувшийся по склону караван медленно спускался с перевала, и только когда мы ясно увидели подножие нашего спуска, стало ясно, что на этот раз перевал спасовал перед нашими приготовлениями и готов выпустить нас без особых проблем. Тормоза были ликвидированы, и вскоре все упряжки собрались вместе на небольшой ровной площадке, за которой начинался изобилующий, по словам Джефа, трещинами ледниковый залив Мобил Ойл.

Увы, прогнозы Джефа сбылись даже раньше, чем мы ожидали. Не успели мы пройти и двухсот метров по бугристой поверхности залива, как шедший во главе лидирующей упряжки Джефа в одной паре с Тьюли Хак провалился в трещину. Движение застопорилось. Не очень доверяя вечно рвущемуся вперед Пэнде, я установил ледяной якорь и надежно привязал свою упряжку. Джеф отвел своих собак от зияющего провала трещины и готовился к спуску в нее. Сейчас в наших действиях было уже меньше суеты и нервозности, чем в первый раз, несмотря на то что ситуация была даже более серьезной: Хак упал на глубину свыше 15 метров, но, к счастью, опять на мягкий снежный карниз. Нам сверху было видно, как он лежит там на брюхе и, кажется, даже вертит головой. Метрах в семи от края мы забили два крюка и закрепили на них две веревки. Одной обвязался Джеф, другая предназначалась для Хака. Джеф, захватив с собой постромки Хака и фотоаппарат, спустился в трещину. Жан-Луи страховал Джефа, а мы с Кейзо приготовились тащить Хака. Дахо страховал крючья, на которых держались обе веревки. Уилл в буквальном смысле завис над трещиной в ожидании кадра. Мы потихоньку травили веревку. Та, розовой яркой змеей скользя по ледорубу, закрепленному на краю трещины, постепенно исчезала в ней. Наконец веревка ослабла — Джеф достиг карниза. Глубина «залегания» Хака оказалась 21 метр. Бедняга Хак, как только ты не расшибся, упав с такой высоты?! Джеф ощупал его и прокричал нам, что, кажется, все в порядке. Я с особым нетерпением ждал его появления на поверхности. Из всех собак джефовской упряжки Хак был особенно мне близок. Мое левое предплечье, наверное, до конца дней моих будет хранить четкие отпечатки его клыков. Ведь именно Хак набросился на меня с весьма недвусмысленными намерениями, когда в Гренландии я имел неосторожность попасть под упряжку. Но теперь раны затянулись, да и Хак, надеюсь, позабыл ту жестокую порку, которую устроил ему Джеф за его каннибальские наклонности. Сейчас мы с ним снова были «в одной упряжке», и поэтому, получив команду от Джефа, мы вместе с Кейзо осторожно, но в то же время настойчиво начали вытаскивать его из трещины. Джеф поднимался следом. И вот оба они — Хак немного впереди — появились на поверхности. Затвор уилловского фотоаппарата работал безостановочно. Фотографии получились настолько качественными, что ввели в заблуждение искушенных в своем деле журналистов из «Пари матч». Немногим более месяца спустя мы получили на маршруте номер журнала, на развороте которого была помещена фотография Джефа, извлекающего Хака из трещины. Фотография была подписана так: «Англичанин Джеф Сомерс помогает своей любимой собаке Тьюли выбраться из трещины». Вот что значит пленка «Кодак» — на ней даже взъерошенный, испуганный после падения в трещину Хак выглядит, как красавица Тьюли. (Я не говорю о том, что если бы уважаемые «пари-матчевцы» выкроили бы минутку, чтобы взглянуть на фото, прежде чем давать под ним подпись, то могли бы заметить по крайней мере один существенный признак, позволяющий нам в повседневной жизни уверенно отличать Хака от Тьюли.) Однако простим им это — главное, что фотография полностью передала динамику и напряжение момента. Продолжили движение, приняв дополнительные меры предосторожности. Вперед выдвинулся Жан-Луи, следом за ним в одной связке шел Уилл со своей упряжкой. Джеф и Дахо, собаки которых получили максимальный психологический урон, переместились на предпоследнюю позицию и заняли место передо мной. Только мы начали движение, как услышали знакомый вибрирующий звук и из-за оставленного нами с боями перевала выпорхнула красно-белая стрекоза «Твин оттера». Самолет покружил над нами, пытаясь, по-видимому, подыскать место для посадки поближе. Генри сообщил по радио, что вокруг нас сплошные трещины, посадка невозможна, поэтому он поищет другое место. И еще, поскольку погода на Кинг-Джордже портится, он долго ждать не сможет, только высадит ребят из киногруппы и улетит. Минут через десять мы увидели, как «Твин оттер» сел километрах в трех впереди по курсу, но эти три километра надо было еще пройти — трещины, трещины и еще раз трещины окружали нас со всех сторон. Широкие и узкие, открытые и закрытые мостами, которые легко пробивались лыжной палкой. Я шел последним, и поэтому мне были особенно хорошо видны оставленные собачьими лапами голубые дырки в белых мостах, а иногда и целые пролеты, рухнувшие вниз. Такие участки мы старались обходить стороной, но тем не менее и мои легкие маленькие нарты не избежали знакомства с навязчивым гостеприимством трещин. Когда я уже практически прошел очередной мост, мои нарты внезапно осели, провалив кусок моста у края достаточно широкой трещины. Собаки на мгновение остановились, и нарты начали сползать назад. Я заорал на собак и вовремя им удалось в дружном порыве вытащить нарты на твердую поверхность. Спустя еще некоторое время провалились сразу Сэм, Егер и Хэнк из идущей впереди упряжки Уилла. Это были опытные собаки, побывавшие с ним во многих экспедициях, в том числе и к Северному полюсу. К счастью, ни одна из них не вывалилась из постромок, но, как рассказал потом Уилл, поведение Егера в трещине было очень необычным. Если Сэм и Хэнк, как, впрочем, и все провалившиеся до этого собаки Джефа, упав в трещину, продолжали пассивно и безучастно висеть в постромках, то Егер начал бороться за жизнь. Упираясь лапами в стенки трещины, он пытался приподняться и выбраться из нее! Возможно, что его усилия были бы как-то вознаграждены, если бы не тяжелый груз двух висящих под ним в немом оцепенении собратьев. Мы двигались, правда, медленно, но двигались к виднеющемуся впереди красному «парусу» высокого хвоста «Твин оттера». Однако нам так и не пришлось встретиться с Генри. Погода подгоняла его, и мы увидели, как сначала медленно, а затем все быстрее красный парус заскользил вдоль белой поверхности ледника, разгоняя невидимый нами самолет, скрылся в снежной пыли и вновь появился уже в воздухе на фоне далеких заснеженных гор. Самолет, описав дугу, набрал высоту и, помахав нам на прощание крыльями, ушел на север.