Альфред Шклярский - Томек в стране фараонов
Помолчав, он снова вернулся к теме:
– Потом говорили что, если бы не усилия отдельных людей, в том числе и мои, приговор был бы более суров. А так… Ну, повесили четырех феллахов… «Всего четырех», как было сказано. Остальных выпороли… Это было в июле 1906 года.
Смуга не спеша достал трубку, предложил табак Вильмовскому, оба закурили. Вдали прогремели два выстрела. Взлетели стаи птиц. Кто-то, видимо, охотился. Проскользнули две фелюги, мимо медленно проплыл рыбак.
– Трудно тебя винить, Ян, – сказал Вильмовский.
– Да я себя и не виню, только чувствую свою ответственность, – уточнил Смуга. – Это фатум, злая судьба… Тысячу раз она будет тебе благоприятствовать, а один раз – нет… Видишь ли, Андрей, один из повешенных был родственником самого близкого мне в Египте человека. Более близкого, чем Абер… Он сын копта и арабки, крайне редкий случай в Египте. К нему мы и едем. Он занимает почетную должность шейха, то есть старосты общины[85]. Но независимо от должности это известный и ценимый человек… Мы не виделись с ним с того самого июля, он меня во всем обвинил и не хотел видеть. Я его понимал. Ну, а потом… Потом я уехал в Индию. Казалось бы, столько лет прошло, но когда я вновь увидел Египет, все опять нахлынуло.
Почти в то же самое время те же воспоминания тяготили душу еще одного человека. Юсуф Медхат эль Хадж – шейх небольшой деревеньки неподалеку от Аль-Фаюма – тоже мысленно взвешивал на весах прошлое. Тогда он был надиром одного из округов в дельте Нила и по должности отвечал за ту несчастную охоту. Он мог бы воспротивиться ее проведению, хотя было заведомо известно, что протест ничего не даст. Однако он верил человеку, который должен был ее проводить. Позднее он решил, что человек этот не оправдал его доверия.
Это событие развело их успешней, чем могли сделать годы, а теперь он должен был посмотреть в лицо дружбе, отринутой им когда-то в порыве отчаяния и презрения. В растерянности он ждал этой встречи так же, как и Смуга, переживая давние события вновь и вновь.
Абер, Смуга и Вильмовский остановились в Аль-Фаюме в знакомой Аберу гостинице. Утром они отправились в деревню. Попали друзья в нее уже перед самой сиестой, не спеша пересекли площадь, миновали подгонявшую навьюченного осла женщину, а потом спешившего куда-то мальчика верхом на верблюде…
Они остановились у порога внушительного, более ухоженного чем другие, дома, сошли с верблюдов. Хозяин ждал их у порога. Вильмовский внимательно присмотрелся к нему. Видный, высокий, облаченный в белую галабию, с благородными чертами лица. Иссиня-черные густые волнистые волосы, седеющая узкая бородка еще усиливали впечатление спокойного достоинства. Он стоял молча.
– Здравствуйте, – обратился он к Смуге и с легкой иронией добавил:
– Эффенди! Здравствуйте, господа! – и свободным широким жестом пригласил всех в дом.
Разговор, несмотря на усилия Абера, не клеился. И Смуга, и Юсуф обходили щекотливую тему, словно боялись ее тронуть.
Первым отважился Смуга:
– Прошло уже несколько лет, как я отсюда уехал!
– Я помню, – ответил Юсуф.
– Меня вызвал брат, он умирал, – пояснил Смуга.
– Я знаю, что это такое, когда умирает близкий. И внезапно.
– Значит, это известно нам обоим.
В разговор вступил Абер.
– Ваши сердца трепещут, – торжественно произнес он. – Пусть беседа успокоит их трепетание, послужит бальзамом для ваших ран. Мы оставим вас вдвоем.
Они погуляли с Вильмовским вдоль канала, орошавшего поля конопли и льна.
– Раньше коноплю выращивали только как дурманящее средство, – пояснил Абер. – А Мухаммад Али приказал возделывать ее повсеместно, поскольку не хватало парусины для флота. А так как не было и леса для кораблей, он велел сажать акации. Вот они и перемешались здесь с пальмами и оливковыми деревьями. Только в самом Аль-Фаюме посажено тридцать тысяч оливковых деревьев.
Когда они вернулись, Смуга вкладывал в руки Юсуфа уздечку своего верблюда. В Аль-Фаюме они купили для него новую дорогую упряжь и седло. Молодое животное выглядело прекрасно.
– Пусть этот дар говорит тебе о доброте и силе дружбы, – как раз произносил Смуга.
– Старая мудрость гласит, что «верблюд никогда не забывает обид», – усмехнулся Юсуф. – Хорошо, что человек – не верблюд. Сегодня я приобрел верблюда и вновь обрел друга.
Он заставил верблюда опуститься на землю и взобрался на него. Медленно, торжественно объехал двор.
– Отличный молодой дромадер, он будет долгие годы служить моему дому.
Атмосфера стала мягче, все говорили более свободно, шутили. Вспоминали старые времена, обсуждали политику.
– Что поделывают твои сыновья? – спросил Смуга.
Юсуф улыбнулся:
– Поговорка говорит, что у верблюда свои дела, а у погонщиков свои… У сыновей свои дела. Они вместе, но находятся далеко. И выбрали трудную жизнь. Живут в Асуане, водят караваны вверх по Нилу, в Судан и дальше. Сердце отца часто беспокоится.
– Может, Аллах направит наши стопы в те места, – сказал Абер.
– Вы отправляетесь так далеко?
– Может быть да, а может быть и нет… До Луксора – это точно. Мы ищем воров, грабящих гробницы, – объяснил Смуга.
– Трудное дело… Но мудрые люди в Египте говорят, что у кого голова на месте, тот и шапку себе добудет.
– Но феска украшает только твою почтенную голову, – рассмеялся Смуга. – Мы еще мало что знаем, так, кое-что слышали.
– Как говорят мудрецы, прежде чем решиться сделать шаг, проверь есть ли у тебя ноги… Что вам уже известно?
Они рассказали ему все что знали. Юсуф долго молчал, потом начал говорить:
– Аль-Хашими, александрийский купец, порядочный человек. Если он советовал искать в Каире, это ценное указание… Хорошо, что вы ко мне приехали. Сюда тоже доходят кое-какие вести. Тот, кто хочет достичь своей цели, не спешит. Это хорошо организованная банда. Попробуйте поискать в деревнях вокруг Фив и среди тамошних торговцев. Но это все начало, руки этой банды, а где ее ноги? Кто и в какой порт доставляет товар? Если не в Александрии, то куда? Может, в Порт-Саид, может в порт поменьше… Что же касается головы, то она обязательно должна быть в Каире…
– А «фараон»? – спросил Абер.
– Ну, это вряд ли кто-то важный, хотя он может многое знать, – ответил Юсуф. И помолчав, добавил:
– По-моему, он посредник.
Все задумались.
– Меня удивляет, – снова начал Юсуф, – что Ахмед аль-Саид, очень близкий хедиву человек, ничего не знает. Я бы ему не доверял.
– Почему? – деловито спросил Смуга.
– Может это просто предчувствие. Только о нем говорят, что из корысти он готов осла в хвост поцеловать.
Последние слова Юсуфа их очень обеспокоили, и они решили как можно быстрее возвращаться в Аль-Фаюм. Смуга старался подробнее вспомнить разговор с чиновником хедива. Не скрыл ли чего-нибудь от него Ахмад? Чем они себя перед ним выдали? От ответа на этот вопрос зависело многое. Томек и Салли могли подвергнуться опасности.
