Сергей Кондратьев - Необычные случаи на охоте и рыбной ловле
Теперь вы знаете, как я жил прошлым летом. Слушайте дальше.
Однажды я возвращался домой после вечерней ловли. Солнце уже зашло. Вода была, неподвижна, как алое перистое облако на западном склоне неба. С берега пахло свежескошенной травой. Лениво мычали, расходясь по хлевам, только что вернувшиеся с выгона коровы. Мое ведерко было наполнено до краев блестящей, серебристой плотвой. Кроме того, на дне лодки лежала небольшая щучка. Я славно половил, проголодался, предвкушал ужин и отдых.
Когда лодка приблизилась к берегу, я заметил в наступающих сумерках небольшого пестрого кота, деловитой рысцой трусящего с прибрежного холмика навстречу мне.
У берега было совсем мелко; засучив штаны, я вылез из лодки. Котик с достоинством поджидал меня у кромки воды. Как только я вытащил нос лодки на песок, котик легко вскочил на нее, скользнул по мне прищуренными глазами и с тем же деловитым видом, карабкаясь по веслам и скамейкам, направился прямо к ведерку с плотвой. Там, приподняв мордочку и обнюхав рыбу, он ловко подцепил лапой плотичку, взял ее в рот и той же неторопливой рысцой побежал обратно на берег, не обращая на меня никакого внимания. Отбежав немного от лодки, он спокойно приступил к ужину. «Самостоятельный котик!»- подумал я и прежде всего отнес домой рыбу.
Когда я вернулся за удочками, котик уже окончил свою трапезу и сидел на траве, неторопливо облизываясь. Вспомнив собственные привычки, я подумал: «Теперь ему, наверное, хочется пить. Не пригласить ли его к себе?»- и сказал:
— Кс-кс, идем пить!
Котик прищурился, встал и последовал за мной. Теперь он не бежал, а шел. Вид у него был независимый. Поставив удочки в сенях, я предупредительно открыл котику дверь в горницу, и он не колеблясь переступил порог моей комнаты. Я начинал уважать его. Достойный, уважаемый котик!
Тем временем стемнело. Пришлось зажечь свечку. Бабушка принесла мне творогу со сметаной и кринку молока, а рыбу унесла. Котик пристально следил за бабушкой. Я налил в блюдечко густого теплого молока, поставил на пол и сказал:
— Пей и будь здоров!
Повторять не пришлось. Мы ели, пили и не мешали друг другу праздными разговорами.
Котик кончил ужинать раньше меня, вскочил на лавку и, замурлыкав, ткнулся головой под мой локоть. Мне стало приятно. «Славный котик,- подумал я,- воспитанный и ласковый». Здесь я внимательно рассмотрел его.
Мне показалось, что ему около года. Уже не котенок, но еще и не кот. А ребрышки можно было без затруднения пересчитать, и я думаю, что он весил не более 750 граммов. Ну, может быть, 800. Трехцветная его шкурка была бело-желто-серая, а глаза, как и полагается, зеленые с черными крапинками. В целом котик был светлый, но с темным хвостом, пестрой попонкой, пестрой мордочкой и недоделанным чулком на правой передней ноге. Брюшко, грудь и лапки сияли горностаевой белизной. Усы — длинные, белые, нос — обыкновенный, розовый.
Вот каков был этот самостоятельный, достойный, уважаемый котик! Он мурлыкал, а я легонько пересчитывал ему ребрышки.
В это время бабушка внесла самовар. Котик соскочил на пол и медленно направился к моей постели, потягиваясь на ходу. Там он тотчас же свернулся калачиком на одеяле и уснул.
Выпив семь стаканов чаю и добросовестно поговорив с бабушкой о плохом урожае картошки в связи с засухой и об окучивании картошки в разную погоду, и о копке картошки, и вообще обо всем том, что имеет отношение к картошке, я пошел спать. Бабушка также ушла на свою половину. Это была обстоятельная беседа, и оба мы устали.
Я быстро разделся, потушил свечку и осторожно влез под одеяло, стараясь не потревожить гостя.
Если б вы знали, как приятно вытянуть ноги после многочасового сидения в лодке, как сладок запах сена в тюфяке, как отрадна ночная тишина после беседы и знойного дня! Луна чертила серебристые прямоугольники на полу, в окно вливалась звездная свежесть.
Едва, однако, я откинул голову на подушку, повернулся на бок и закрыл глаза, как вдруг услышал тоненький недовольный голос:
— Сережа, вы мешаете мне спать!
Вы можете представить себе, как меня это поразило!
Я открыл глаза. Котик сидел на одеяле и смотрел на меня недовольным заспанным взглядом.
От удивления я онемел. После паузы тоненький голос продолжал:
— Что же вы молчите и таращите на меня глаза? Могли бы, кажется, извиниться. А я еще думал, что вы вежливый человек.
Мне стало стыдно, и я покраснел. Хорошо, что было полутемно. Меня поразили три обстоятельства:
1. Котик (обыкновенный котик) разговаривал.
2. Его речь была безукоризненно правильна.
3. Он излагал свои мысли чистым московским «акающим» говором.
— Простите,- сказал я, наконец,- простите, многоуважаемый котик, что я потревожил ваш заслуженный отдых, но я не думал, что вы, будучи столь небольшим по размерам, так высоко развиты.
Признаюсь, что это было сказано не очень удачно.
— Удивительно не это,- ответил котик,- удивительно то, что вы при ваших размерах, а я полагаю, что в вас 185 сантиметров…
— 187,- поправил я.
— Не перебивайте меня,- заметил котик,- что вы при ваших размерах так мало знаете о котах и до сих пор не научились прилично ловить рыбу.
Меня глубоко уязвили эти слова.
— Почему же вы думаете, что я плохо ловлю рыбу?- спросил я деревянным голосом.
— А потому,- ответил котик,- что вы при северном ветре ловили на южном свале «Лестованной» сухмени, а вся крупная плотва перешла в это время на северный склон. Кроме того, вы пыжитесь от гордости, что поймали небольшого щуренка. Поверьте, что это не от вашего умения, а по его глупости. А почему щуренок был глуп, я могу объяснить, если вы не будете меня перебивать.
Я был очень смущен. Я пролепетал:
— Пожалуйста!
Тогда котик почесал лапкой за ухом и сказал:
— Слушайте
«Историю про умную плотву и глупого щуренка»
Лет десять тому назад в нашем озере жил щуренок по прозванию Щип. Это был небольшой, глупый, самоуверенный щуренок. С каждым месяцем он все рос и рос (тут котик.
пристально посмотрел на меня), но становился все глупее и самоуверенней. У него никогда не хватало терпения выслушать замечания родных и друзей. Он прерывал их на полуслове и кричал; «Я знаю, знаю!»
Когда ему впервые показали беззубку, неподвижно торчавшую в песке на мелководье, он закричал: «Я знаю, знаю!»- и так жадно схватил крепкую раковину, что сломал себе три зуба на нижней челюсти и один на верхней.
Когда он в первый раз увидел ерша, то, несмотря на предупреждения товарищей, закричал: «Я знаю, знаю!» -и схватил ерша, да еще с хвоста, и так уколол себе язык об острые шипы маленького колючки, что потом две недели жевал целебные водоросли.
