Федор Конюхов - Мой путь к истине
Я не сплю, я не могу уснуть. Хватит ли мне физической и моральной выносливости перегрести великий океан. Рассвет кладёт конец моим тревогам, а сон по-прежнему не приходит. Я измучен. Нервы напряжены до предела. Наконец решение найдено.
«Но где она, эта суть? Где ещё искать Господа, как не в океане?» – закричал я, смотря на небо.
«Ты поймёшь суть плавания, увидишь её в пути. Забудь всё и смотри: на пути твоей лодки пропасть, но она будет обходить скалы островов, они будут пропускать её. Если впереди слишком большое волнение, она – твоя лодка – всегда будет идти туда, куда идёт. Лодку остановят встречная волна и ветер, ты будешь суетиться и быстро махать вёслами, чтобы выйти быстрее из этого района и отыскать попутное течение понадёжней и снова пойти по курсу туда, куда шёл».
Я бросил грести, лодка остановилась, я – гребец – связан узлом с ней, убрал вёсла, отдохнул и опять взялся за вёсла, и опять она плывёт, не изменяя своему пути. Случается, к борту подходят киты или дельфины, тогда я из гребца превращаюсь в собеседника и с ними спорю. И выбрав одного из этих животных, следую за ним как за своей звездой, а он подчиняется моему пути и направлению, вот для кита или дельфина мой курс – на невидимую землю.
Смотреть на китов и любоваться их величием хорошо с борта пассажирского лайнера, но только не с вёсельной лодки длиной 9 метров и шириной 1,5 метра. А тем более когда ты один, то тяжело переносить такое соседство. Наблюдая за его фонтанами, становится страшно-страшно, а думать о нём ночью – ужасно. Когда он всплывает на самом близком расстоянии, я вижу его глаза, они небольшие, но, как гипноз, притягивают к себе, и тогда тяжело оторвать от них свой взгляд. Когда он с хрипотой выдыхает тошнотворный воздух, то мелкая водяная пыль летит в сторону моей лодки, а мой нос при этом слышит запах гнили. Мне так кажется, что у этого кита не всё в порядке с коренными зубами, хотя на вид они белые. Но оно и понятно: кит не пользуется зубной щёткой, вот зубы и гниют; и тем ещё ужаснее становится думать и охватывает сочувствие к пророку Ионе: как ему, бедному, было неприятно находиться в чреве прапрародителя этого громадного Левиафана. «И сотворил Бог больших китов» (Бытие).
Нас разделяет несколько тысячелетий, время крутых разломов истории. В наш век человек оставил свой след на Луне, исходил и облетел всю Землю, но кит остался неизменным. Как и при жизни пророка Ионы жил в морях и океанах, так и в наши дни без изменений: погружается раз за разом в глубь океана для пропитания и всё так же выпускает фонтаны.
От нашего праотца Адама прошло больше семи тысяч лет, а морские твари были ещё раньше созданы Богом, до появления первого человека. Самый древний документ о путешествии пророка Ионы по морю и его трёхдневном заточении в чреве кита можно прочесть в Библии в книге пророка Ионы. Она, эта книга, небольшая, но сколько там поучительного для нас смертных.
Вот уже два дня меня преследует огромный кит кашалот. «И сотворил Бог больших китов» (Бытие). Кашалот не отстаёт от лодки, идёт за ней или возле неё. Что ему нужно от меня и от моей гребной лодки? Иногда он очень близко подходит к борту, и мне видно всю внутренность его дыхала.
Когда я увидел это чудовище, всплывавшее при луне на поверхность океана, и на поднявшейся от его плавников зыби танцевали звёзды, я перестал грести вёслами, а сердце моё на миг остановилось. И я вспомнил слова пророка Иезекииля: «У всех руки опустятся, и у всех колени задрожат, как вода». «И какой бы ещё предмет ни очутился в хаосе пасти этого чудовища, будь то зверь, корабль или камень, мгновенно исчезает он в его огромной зловонной глотке и гибнет в чёрной бездне его брюха» (Плутарх «Моралии», книга о ките).
Когда я пишу эти строки, преследующий меня кашалот ушёл очередной раз в глубь океана за своей порцией пищи и пробудет там не менее 30–40 минут. У меня есть время рассказать о пророке Ионе, при каких обстоятельствах и как он очутился в чреве кита.
Погонщик купеческих караванов еврей Иона, сын Амафиина из Гафхефера, жившего при царе Израильском Иеровоаме, сыне Иоасова, возвращался из Южной Аравии. Для него было привычно вести верблюдов, гружённых различными восточными товарами, по волнам движущихся барханов, на которых изредка кое-где виднелась скудная растительность. Унылый пейзаж, бесцветная, опалённая солнцем равнина не утомляла его. Он любил свой край и эту жизнь.
Однажды Иона в знойный безветренный полдень сидел на корточках на раскалённом песке, любуясь миражами, которые преображали испепелённую солнцем пустыню в прозрачные озёра, а пыльный вихрь стоял столбом и не двигался из-за отсутствия ветра. В бледном небе над головой кружил стервятник, высматривая в чахлых кустах прячущихся от жары сереньких цесарок. Верблюды с обезвоженными повисшими горбами стояли в ожидании, когда раскалённый диск солнца начнёт склоняться к далёкому горизонту, чтобы продолжить обычный свой путь.
В это время Ионе явился сам Господь в образе честного старца, одетого в светлые одежды, сияющего светом. Он сказал: «Иона, сын Амафиина, встань, иди в Ниневию, город великий, и проповедуй в нём, ибо злодеяния его дошли до Меня». «Клятва и обман, убийство и воровство, и прелюбодейство крайне распространились, и кровопролитие следует за кровопролитием». «Блуд, вино и напитки завладели сердцами их. Они отступили от Бога своего». «Так говорит Господь: какую неправду нашли во Мне отцы ваши, что удалились от Меня и осуетились» (Иеремия, VI в. до н. э.). После этих слов старец с белой окладистой бородой так же таинственно исчез, как исчезают миражи.
Уже спала жара, уже солнце пошло к закату, горизонт озарился пожаром, огненным заревом, которое медленно начало гаснуть под надвигающимся тёмным покрывалом ночи. Уже песок пустыни начал покрываться обилием росы. После того как солнце исчезло, точно провалилось в бездну, в густой ночной мрак выползли из своих нор скорпионы и пауки, а на небосводе вспыхнули мириады блистающих галактик. Нигде нет такого огромного неба, как над пустыней. (Невооружённым глазом можно увидеть, что на всём небесном своде насчитывается не больше пяти тысяч звёзд.) Но Ионе некогда было любоваться этой неописуемой красотой, она только дразнила его своей недоступностью.
С наступлением ночи стало холодать. Иона, завернувшись в рваные одеяла, дрожал. Сон к нему не шёл. Его мысли и весь он сам были заняты тем, что поручил ему Господь Бог. Так он сидел и сидел неподвижно всю ночь, думая и рассуждая вслух сам с собой, как ему избежать того, что велел ему старец в светлых одеждах. Почему, почему выбор пал на него? «Нет, нет, – говорил сам себе Иона, – я боюсь идти в этот город, там меня распнут, истерзают. Жители Ниневии избрали себе Богом материализм, а мои проповеди о Боге живом только будут раздражать их. Они жестокосердны, побьют меня камнями, как и всех пророков до меня».
