Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре - Сенченко Игорь
Широко известны среди арабов Аравии слова Лабида, сказавшего однажды человеку знатному и богатому, но скупому, что «все мы исчезнем со временем, между тем как звезды, ходящие по небосклону, да дела добрые останутся вечными и переживут нас». Кстати, сестра Лабида, Фатима бинт Рабиа’, была матерью Имр ал-Кайса, величайшего поэта Аравии VI века (ум. в 530-х годах).
Яростным противником учения Мухаммада, а потом его горячим сторонником историки ислама называют меккакского златоуста Ибн Зухайра. Поэт плодовитый и человек по тем временам хорошо образованный, Ибн Зухайр написал на Мухаммада множество сатирических памфлетов, едких и запоминающихся. Когда мусульмане вошли в Мекку, и население города приняло ислам, Ибн Зухайр, опасаясь возмездия, ударился в бега. Скрывался долго. Затем явился в Священный город. Встретив у мечети Мухаммада, поинтересовался, может ли поэт, нелицеприятный для Пророка, но раскаявшийся и принявший ислам, быть прощен Посланником Аллаха. Получив утвердительный ответ, — открылся и прочел сочиненную им экспромтом оду, прославляющую великодушие и мудрость Пророка. Плененный красивой речью поэта, его благородными в свой адрес словами, Мухаммад тут же продемонстрировал справедливость слов Зухайра о воспетой им справедливости и щедрости Посланника Аллаха — снял с себя плащ и накинул на плечи поэта.
Рассказывают, что плащ этот, как зеницу ока, Ибн Зухайр хранил до самой своей смерти и завещал детям поступать также. Впоследствии плащ Пророка приобрел у потомков Ибн Зухайра халиф Му’авиййа ибн Абу Суфйан (правил 661–680) — за 10 тысяч драхм. И сам он, и другие халифы после него, говорится в преданиях арабов Аравии, облачались в плащ Пророка по особо торжественным случаям. Последним, кто надевал его, был ал-Муста’сим (1213–1258), последний халиф династии Аббасидов (750-1258). Плащ Пророка собственноручно снял с ал-Муста’сима и сжег на огне захвативший Багдад (1257) монгольский хан Хулагу (15). По одной версии, он казнил плененного им халифа, бросив, завернутым в ковер, под копыта конницы; по другой — уморил голодом и жаждой, заперев в его же собственной сокровищнице. Но до того как сотворил это, заставил «полюбоваться» со стен дворца на разрушенный им Дом мудрости, гордость просвещенного Багдада. Тигр, свидетельствовали очевидцы, после разорения Багдада ханом сделался местами черным от чернил, смытых с брошенных в него древних рукописей, хранившихся в Доме мудрости, а местами — красным от крови живших и трудившихся в Багдаде ученых, безрассудно и зверски погубленных ханом.
Упоминают летописцы и о поэте Хасане, который проживал в Медине во времена Мухаммада и сочинял на Него памфлеты. Не было тогда, по их словам, поэта язвительнее него. Обращал он на себя внимание не только острым языком своим, но и необычным внешним видом. Волосы носил не зачесанными назад, а «спущенными наперед, между глаз». Усы красил в красный цвет, чтобы походить, по его выражению, «на льва с окровавленной мордой», как бы напоминая тем самым жителям Медины, что его недовольства стоило бы поостеречься. Впоследствии принял ислам; сделался поэтом Пророка. В награду за верную службу и ранения в битвах за веру, ярко воспетых им в стихах, получил одно из поместий самого Пророка, выкупленное впоследствии халифом Му’авиййей.
Интереснейшим эпизодом в истории ислама времен Пророка Мухаммада, связанным с поэтами, многие исследователи «Острова арабов» называют «чернильную войну», вошедшую в предания и поговорки аравийцев. Дело было так. Знатное и гордое племя бану тамим, славившееся своими третейскими судьями, решений которых в племенах Аравии не оспаривал никто, не захотело платить мусульманам джизйю (подушную подать с иноверцев за покровительство) и прогнало сборщиков налогов. Тогда-то и послан был к ним отряд, захвативший и приведший в Медину заложников. В ответ на это тамимиты направили к Мухаммаду делегацию с просьбой освободить соплеменников. По обычаю тех лет, были среди посланцев и известные златоусты, то есть поэты и ораторы. Прибыв в Медину, они ежедневно стали приходить на центральную площадь города, декламировать стихи и произносить зажигательные речи в защиту своих собратьев по роду и племени. Каждое выступление заканчивали словами, суть которых сводилась к вызову мусульман на «поединок речи». Дело в том, что боям на мечах в те времена предшествовали «схватки на словах».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Мусульмане — хочешь не хочешь — вызов приняли; ведь дело касалось их чести и свято чтимых традиций. Так и разразилась, вошедшая в легенды, «чернильная война». Побежденными в ней признали себя тамимиты, притом открыто, во всеуслышание. Такое благородное поведение тамимитов, а главное — сам способ ведения войны, без человеческих жертв и крови, настолько пришелся по душе Пророку Мухаммаду, что Посланник Аллаха распорядился не только тотчас освободить заложников, но и щедро одарить послов тамимитов (16).
Превыше всего в племенах Аравии ценили в прошлом гостеприимство, щедрость, красноречие и мастерство верховой езды. Ораторы были, можно сказать, нарасхват. Они состояли членами ближайшего окружения шейхов, эмиров и султанов. Случалось, что племя златоуста, терпевшего поражение в ораторском поединке с противником, признавало себя побежденным, и покидало поле брани без боя. Знатные и образованные аравийцы старались непременно обучиться «искусству нанизывания жемчуга слов», то есть стихосложению. Владыки древних царств Аравии находили для себя не только почетным, но и обязательным иметь при дворе именитых поэтов, способных увековечить и донести потомкам подвиги и деяния предков, и «не позволить времени пройти пером забвения по их жизни».
Самым известным в Аравии местом, где проходили поединки златоустов, то есть ораторов и поэтов, и куда, чтобы послушать их выступления, стекались люди со всех концов полуострова, считался уже упоминавшийся выше рынок в ’Указе. Так вот, большим спросом на нем пользовались также астрологи, сказатели легенд и преданий племен, исполнители песен, гадалки-вещуньи и толкователи снов. Ибн Исхак (704–767), первый описатель жизни и деяний Пророка Мухаммада, отмечал, что вначале Посланник Аллаха относился к поэтам резко отрицательно, так как их сатирические памфлеты и едкие эпиграммы на мусульман негативно отражались на результатах пророческой деятельности Мухаммада. Поэтому-то в одной из сур Корана и (26:224) говорится о том, что за поэтами «следуют заблудшие», те, кто сбивается с пути праведного, то есть богоугодного. Согласно одному из преданий, Пророк будто бы сказал однажды, что если живот человека набит гнильем, так это для него, дескать, во сто крат лучше, чем голова наполненная поэзией. Когда же поэты начали переходить в ислам, сообщают Ибн Исхак (704–767) и Ибн Хишам (ум. 833), авторитетные биографы Пророка, то сердце Посланника Аллаха в отношении них смягчилось. Тогда-то Мухаммад и произнес фразу, сделавшуюся впоследствии в племенах Аравии крылатой. «Поэзия, — молвил Пророк, — это склад ума; если он хорош, то хорош, а если же плох, то плох» (17).
Следует сказать, что муаллаки, то есть лучшие из поэтических произведений Древней Аравии, удостоенные чести быть вывешенными на Каабе, написаны поэтами-бедуинами, «витязями песков»; иными словами, не горожанами, а кочевниками. Будь то, к примеру, любовная лирика ’Антары, посвященная его девушке Абле, или героическая поэзия Шанфары, все эти творения, как и стихи других столпов древней арабской поэзии, отличала чистота арабского языка и удивительная яркость и утонченность слова. Не случайно, думается, придворные поэты время от времени покидали дворцы правителей и выезжали в племена, чтобы «пропитаться» сохраненным бедуинами, по их глубокому убеждению, чистым и образным языком предков, богатым и выразительным.
Почитанием и уважением в Древней Аравии пользовались не только поэты, но и хранители-чтецы стихов (равии). Жизнь свою они проводили в странствиях. Рассказывают, что халиф ал-Валид (705–715) как-то спросил одного из них, Хамада, сколько произведений арабских поэтов он знает наизусть. Сто касид (поэм) на каждую букву алфавита, не считая небольших стихов и песен из языческих времен, и столько же из времен ислама, ответил Хамад. Когда же «подвергся испытанию», то будто бы прочел 2900 касид, за что получил в награду 100 тыс. дирхамов.