Паровой дом - Верн Жюль Габриэль
Наступило возмездие. Несколько человек мятежников, единомышленников Нана Сахиба, попалось в руки генерала Гавлока. Последний издал приказ, текст которого я никогда не забуду. Он гласил следующее: «Колодец, содержащий останки бедных женщин, детей, убитых по распоряжению злодея Нана Сахиба, заровнять до краев в форме могилы. Отряду европейских солдат исполнить сего дня вечером этот благочестивый долг. Дом и комнаты, в которых совершалось избиение, не очищать единоплеменникам жертв. Генерал требует, чтобы каждая капля невинно пролитой крови была вычищена и вылизана языком преступников до их казни, соразмерно с кастовым рангом и доли участия каждого в резне.
Каждый из осужденных после вынесения смертного приговора будет отводим в дом, где совершено избиение, и принуждаем к чистке известной части пола. Принять меры к тому, чтобы исполнение этой задачи было как можно возмутительнее для религиозных убеждений подсудимого, и в случае необходимости не щадить ударов плетьми для принуждения к работе преступника. По окончании работы исполнить приговор на виселице, воздвигнутой подле дома».
— Таково было содержание приказа, — говорил сильно взволнованный Банкс. — И он был исполнен в точности. Но это не спасло несчастных жертв. Они были убиты, изувечены, разорваны на части! Когда несколько дней спустя прибыл полковник Мунро и захотел отыскать какие-нибудь останки леди Мунро и ее матери, он не мог найти ничего!
Это все было рассказано Банксом до приезда в Канпур, и теперь полковник направился к месту действия всех этих безобразных преступлений.
Прежде всего он хотел посетить бенгало, где жила леди Мунро, где провела свою молодость, где он увидал ее впервые и на пороге которого он простился с ней в последний раз.
Бенгало этот находился недалеко от города и близко от военных поселений. Развалины, почерневшие остатки стен, несколько высохших деревьев, валявшихся на земле, — вот все, что сохранилось от прежнего жилья. Полковник не допустил никакого ремонта. Бенгало остался в течение шести лет в том же виде, в какой его привела рука поджигателей.
Мы пробыли час в этом печальном месте. Сэр Эдвард молча бродил между развалинами, которые будили в нем столько воспоминаний! Он мысленно воскрешал картины счастья, утраченного им навсегда. Он снова видел перед собой молодую девушку, счастливую в доме, где она родилась и где познакомилась с ним, и иногда зажмуривал глаза, словно стараясь яснее припоминать ее черты!
Наконец, как бы делая над собой усилие, он обернулся к нам и предложил идти дальше.
Банкс вадеялся, что полковник ограничится посещением бенгало. Но нет! Сэр Эдвард Мунро решил испить до дна горькую чашу своих воспоминаний. После жилища леди Мунро он хотел увидеть казарму, где столько жертв, помогая которым самоотверженно трудилась энергичная женщина, испытали все ужасы осады. Казарма стояла в равнине, вне города, и во время нашего посещения на месте, служившем убежищем европейскому населению Канпура, строили церковь. Мы шли туда по вымощенной дороге, окаймленной красивыми деревьями. Тут произошло тогда первое действие ужасной трагедии. Тут жили, страдали, томились леди Мунро и ее мать до капитуляции, предавшей в руки Нана Сахиба толпу несчастных.
Вокруг неоконченной постройки видны были остатки кирпичных стен казармы и укреплений, устроенных генералом Уллером с целью обороны.[2]
Полковник Мунро долго стоял молча перед развалинами. В его памяти живо рисовались ужасные сцены, происходившие в этих стенах. Вслед за бенгало, где леди Мунро жила счастливой, вот и казарма, где она испытала страдания, не поддающиеся никаким описаниям.
Оставалось еще посетить Биби-Гар, дом, превращенный Сахибом в тюрьму, и находящийся рядом с ним колодец, на дне которого покоились жертвы.
Когда Банкс увидел, что полковник намерен идти туда, он схватил его за руку, желая остановить.
Сэр Эдвард посмотрел ему прямо в глаза и с устрашающим спокойствием в голосе сказал:
— Пойдемте.
— Мунро, умоляю тебя…
— Я один пойду.
Противиться было бы бесполезно.
Мы направились к Биби-Гару по красиво распланированному саду с великолепными деревьями.
Впереди возвышается готическая колоннада в форме откаэдра. Колоннада окружает место, где находился колодец, отверстие которого заложено каменными плитами, служащими основанием для статуи из белого мрамора, изображающей ангела милосердия, работы скульптора Марочетти.
Этот памятник воздвигнут на собственные средства лордом Коннигом, бывшим генерал-губернатором Индии, во время восстания 1857 года по рисункам инженера-полковника Юля. Перед этим колодцем, куда мать и дочь, сраженные обухом магометанских мясников, были брошены, быть может, еще живыми, полковник Мунро не мог удержать слез. Он упал на колени у подножия статуи. Мак-Нейль стоял подле него и тихо плакал.
Сердце наше надрывалось, но мы не находили слов для утешения этого горя, надеясь, что сэр Эдвард выплакивает последние свои слезы.
Ах! Если бы ему пришлось войти с первым отрядом королевской армии, проникшим в Биби-Гар после ужасной катастрофы, он не вынес бы этого зрелища.
Вот рассказ об этом одного из английских офицеров, записанный Русселе.
«Войдя в Канпур, мы кинулись отыскивать несчастных женщин, находившихся, как было нам известно, в руках жестокого Нана Сахиба, но скоро мы узнали о страшной экзекуции. Терзаемые ужасной жаждой мести и проникнутые сознанием невообразимых страданий, доставшихся на долю несчастных жертв, мы чувствовали пробуждение странных и диких инстинктов. Ожесточенные, полубезумные, мы побежали к месту их казни. Запекшаяся кровь, смешанная с бесформенными остатками, покрывала пол слоем. Длинные пряди шелковистых волос, обрывки платьев, детские башмачки, игрушки валялись в этой луже крови. Забрызганные стены носили следы мучительной агонии. Я поднял небольшой молитвенник, на первой странице которого нашел следующую трогательную запись: „27 июня покинули лодки… 7 июля взяты в плен Нана Сахибом… Роковой день…“ Но этим не ограничивались все ужасы, какие нам предстояло увидеть; ужаснее всего был вид узкого глубокого колодца, куда были навалены обезображенные останки несчастных!»
Сэра Эдварда Мунро не было тут в первые часы занятия города солдатами Гавлока. Он приехал только через два дня после отвратительного избиения! А теперь перед его глазами было лишь место над отверстием рокового колодца, служившего могилой двумстам жертв Нана Сахиба!
Банкс и сержант Мак-Нейль увели его оттуда насильно. Полковнику Мунро не суждено было забыть никогда слов, начертанных штыком одного из солдат Гавлока на окраине колодца: «Remember Counpore»! «Помни Канпур»!
Глава одиннадцатая. ПЕРЕМЕНА МУССОНА
К одиннадцати часам мы вернулись на нашу стоянку с понятным желанием удалиться поскорее от Канпура. Но сделать этого раньше следующего утра оказалось невозможным вследствие некоторых понадобившихся в машине починок.
В моем распоряжении оставалось полдня. Я счел за лучшее употребить его на осмотр Лакнау. Банкс намеревался проехать мимо, не заезжая в город, где полковника Мунро снова могли посетить воспоминания о главных событиях ужасной войны. И он был прав: для нашего спутника это были слишком тяжелые впечатления.
Покинув паровой дом в полдень, я сел на железную дорогу, соединяющую Канпур с Лакнау, и через два часа прибыл в столицу королевства Ауд, о которой мне хотелось составить общее впечатление.
Я немедленно убедился в справедливости слышанного уже мной раньше по поводу зданий Лакнау, выстроенных в XVIII веке во время владычества мусульманских императоров.
Строителем мнимых чудес столицы Ауда был простой солдат армии Лалли Талендаля, француз из Лиона Мартен, сделавшийся любимцем короля в 1730 году. Действительно, только капральское воображение могло изобрести эту пеструю смесь стилей, отличающую Кайзербаг, официальную резиденцию государей.
