Владимир Обручев - В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)
С главной улицы свернули в боковую, которая вела в ямынь, стоявший у городской стены, подальше от уличного шума. Ямынь был огорожен низкой стеной с широкими воротами, вернее разрывом, впереди которого на небольшом расстоянии тянулась стенка с изображённым на ней в красках фантастическим драконом, как это принято у въезда в китайский ямынь. Объехав эту стенку, мы попали в первый двор, где спешились по приглашению солдат, вышедших из своих фанз, расположенных по обоим бокам. Лобсын остался здесь при телеге и лошадях, а мы трое пошли пешком дальше. Во втором дворе нас встретил чиновник, который утром приезжал к нам, и повёл в третий двор, в глубине которого стоял дом амбаня. Дом был в обычном китайском стиле — одноэтажный, с черепичной крышей, края которой были слегка загнуты вверх. Большие квадратные окна были заклеены бумагой. К входным дверям вели несколько ступеней, на которых нас встретили ещё два чиновника повыше рангом, судя по цвету и сорту шариков на их шляпах. Они провели нас в большой приёмный зал, почти пустой, видно было несколько кресел и маленьких квадратных столиков возле них.
Мы остановились недалеко от дверей и вступили в разговор с одним из чиновников, пока другой пошёл доложить амбаню о нашем приезде. Немного погодя, из двери в глубине зала вышел амбань, человек средних лет, довольно тучный, в халате фиолетового шёлка и чёрной куртке, на груди жёлтым шёлком был вышит фантастический тигр. Красный шарик на его шляпе свидетельствовал о высоком чине. Его сопровождало несколько мандаринов разного ранга и с десяток слуг.
Мы подошли ближе и поклонились, амбань ответил лёгким наклонением головы и рукой указал нам на кресла, а сам сел в парадное кресло в некотором отдалении. Два кресла по обе стороны его заняли чиновники с синими шариками. Слуги тотчас же подали всем чай в небольших фарфоровых чашках без ручек, покрытых блюдцем с вырезом, через который можно было пить, не приподнимая блюдца. Чашки поставили каждому на столик возле его кресла и тут же для нас на маленьких блюдечках сахар крошечными кусочками. Китайцы пили чай без сахара.
После двух-трёх глотков, сделанных для приличия по китайскому этикету, начался разговор. Амбань спросил, откуда мы приехали и с какой целью. Он говорил на пекинском наречии, но вопрос сейчас же повторял один из чиновников на нанкинском, так что секретарь профессора понимал всё и отвечал; поэтому в моём участии надобности не было.
В дальнейшем я понимал вопросы амбаня, но плохо разбирал ответы секретаря, так как на нанкинском наречии часть звуков произносится иначе.
Амбань спрашивал о задачах экспедиции и раскопок, говорил, что в развалинах городов у Турфана на стенах нарисовано много буддийских божеств, попадаются также черепки посуды и вещицы более древние. Он сказал, что разрешает срисовывать картины, но копать можно не глубже одной четверти. За исполнением этого будет следить уездный начальник Турфана.
Затем следовали вопросы о способе путешествия через Россию, о Германии, её императоре и дворе (довольно наивные), о Чугучаке и дороге в Урумчи. Время от времени амбань прихлёбывал чай и мы следовали его примеру; пользуясь этими перерывами, профессор что-то говорил секретарю вполголоса.
Потом слуги подали всем кальяны — небольшие металлические коробки с длинной трубкой, которую брали в рот, а слуга зажигал табак в устье другой короткой трубки, погружённой нижним концом в воду, заполнявшую коробку. Таким образом табачный дым проходил через воду. Профессор курил сигары, но для приличия ему также пришлось сделать три затяжки, пока не сгорела маленькая порция табаку, положенная в трубку. Секретарь был некурящий и после первой затяжки так закашлялся, что вызвал улыбку амбаня, который покачал головой.
Я привык к кальяну и курил с удовольствием. Амбань заявил, что табак самый лучший, привезён из Ланьчжоу в Ганьсу.
Коробку с подарками чиновник, встретивший нас во втором дворе, взял там же и отнёс к амбаню.
После курения амбань встал и в заключение, выражая благодарность за подношения, спросил с улыбкой, все ли женщины в Германии такие толстые, как нарисовано на коробке, и всегда ли ходят полураздетые. Что ответил секретарь, я не понял, но амбань рассмеялся и, сложив кулаки, поднял вверх большие пальцы, что у китайцев выражает большое одобрение. Затем он поклоном отпустил нас и направился со свитой в глубь зала. Мы раскланялись и вышли, сопровождаемые одним из чиновников до третьего двора, где тот, прощаясь, пожелал нам счастливого пути.
На следующее утро тот же чиновник привёз нам ответные подарки — тушу баранины, при виде которой профессор поморщился, несколько коробок китайского печенья и маленькую головку сахара — всё это в качестве провизии на дорогу. Он спросил, нет ли у нас туалетного мыла и стеариновых свечей — для жены амбаня. Профессору пришлось выдать из дорожного запаса пачку свечей и кусок мыла. Получив это, чиновник пригласил секретаря поехать с ним в ямынь, получить приготовленное разрешение на раскопки в Турфане. Секретарь и Лобсын поехали с чиновником и через час Лобсын вернулся с паспортами и разрешением.
Профессор отдал переднюю часть барана хозяину постоялого двора, а заднюю оставил в запас на дорогу вместе с печеньем и сахаром. Немецкий гебек у них кончился, и он примирился с мыслью, что придётся кушать китайское печенье.
Этот день ушёл на переговоры с китайскими возчиками относительно переезда в Турфан, куда можно было проехать в три дня на долгих, т. е. без перемены лошадей на станциях. Мы наняли двух крепких лошадей для лёгкой телеги и трёх мулов для грузовой. Секретарь с моей помощью купил четыре китайские лопаты, две кайлы, обёрточной бумаги и ваты для завёртывания мелких вещей, добытых при раскопках, кроме того провизии на дорогу. Профессор велел также купить бутылку китайской водки, очень крепкой, но плохо очищенной, с запахом сивушного масла.
Дорога в Турфан идёт на юго-запад по глубокому понижению в Восточном Тянь-Шане, в северной части которого расположен Урумчи. Миновав оживлённые улицы города и его южного предместья, пригородные сады и огороды, мы выехали в степь и вскоре поднялись на плоский перевал через низкие гряды Дуншань. Справа от нашей дороги уходили вдаль на запад цепи Тянь-Шаня, поднимаясь чем дальше — тем выше. Там были расположены долины рек Каш, Текес и Хайду-Гол и плато Юлдус, населённые кочевниками. Слева высились скалистые отроги горной группы Богдо-Ула, самой высокой в этой части Тянь-Шаня к востоку от Урумчи. Две вечноснеговые вершины этой группы временами показывались из-за отрогов и облаков.
