Жюль Верн - Дети капитана Гранта
Небольшой отряд, несмотря на все свое мужество, все же начал терять силы. Гленарван, видя, насколько изнурены его спутники, уже начал раскаиваться в том, что завел их так глубоко в горы. Юный Роберт старался не поддаваться усталости, но сил у него не могло хватить надолго.
В три часа Гленарван остановился.
— Надо отдохнуть, — сказал он, сознавая, что никто, кроме него, не сделает подобного предложения.
— Отдохнуть, но где? — отозвался Паганель. — Тут нет никакого приюта.
— Тем не менее это необходимо, хотя бы ради Роберта.
— О нет, сэр, я могу еще идти… — возразил отважный мальчуган. — Не останавливайтесь…
— Тебя понесут, мой мальчик, — перебил его Паганель, — нам во что бы то ни стало необходимо добраться до восточного склона. Там, может быть, мы найдем какой-нибудь шалаш. Полагаю, что придется идти еще часа два.
— Никто не возражает? — спросил Гленарван.
— Никто, — хором ответили его спутники.
— А я понесу мальчика, — прибавил Мюльреди.
Отряд снова двинулся на восток. Два часа еще длился этот ужасный подъем. Необходимо было добраться до вершины. Разреженность воздуха вызывала болезненное удушье, известное под названием «пуна». Десны кровоточили; чтобы ускорить кровообращение, приходилось как можно чаще дышать, а это утомляло; болели глаза от блеска отраженных солнечных лучей на снегу. Как ни велика была сила воли у этих мужественных людей, но настала минута, когда даже самые отважные обессилели, и головокружение, этот ужасный бич гор, лишило их не только физических, но и духовных сил. Нельзя безнаказанно бороться с подобным переутомлением. То один, то другой падал, а поднявшись, не в силах был идти и полз на коленях. Ясно, что перенапряжение вскоре положит конец этому слишком затянувшемуся подъему, и Гленарван с ужасом думал о необозримых снежных просторах, о холоде, о вечернем сумраке, заволакивавшем эти пустынные вершины, об убежище на ночь, как вдруг майор остановил его и произнес спокойно:
— Хижина.
Глава тринадцатая. СПУСК С КОРДИЛЬЕР
Всякий другой на месте Мак-Наббса сто раз прошел бы мимо этой хижины, вокруг нее и даже над нею, не заподозрив о ее существовании. Занесенная снегом, она почти не выделялась среди окрестных скал. Пришлось ее отрывать. Понадобились полчаса упорного труда Вильсона и Мюльреди на то, чтобы прокопать вход в «касучу», и маленький отряд поспешил укрыться там.
Эта касуча, построенная индейцами, сложена была из «адоба» — род кирпичей, обожженных на солнце. Она имела форму куба с гранями в двенадцать футов и стояла на вершине базальтовой скалы. Каменная лестница вела к входу, единственному отверстию в хижине, и, как ни узок был этот вход, ураганы, снег или град все же проникали в хижину, когда буран свирепствовал в горах.
В хижине свободно могли разместиться десять человек, и если стены ее недостаточно предохраняли от влаги в период дождей, то в это время года они все же до известной степени защищали от резкого холода — в десять градусов ниже нуля. Кроме того, очаг с дымоходом из наскоро сложенных кирпичей давал возможность развести огонь и успешно бороться с холодом.
— Вот и приют, может быть не очень удобный, но во всяком случае сносный, — промолвил Гленарван.
— Как! — воскликнул Паганель. — Да это дворец! Не хватает только стражи и придворных. Нам будет здесь прекрасно.
— Особенно когда в очаге запылает яркий огонь, — прибавил Том Остин. — Ведь мы не только проголодались, но и промерзли, меня лично хорошая вязанка дров порадовала бы больше, чем кусок дичи.
— Ну что ж, Том, постараемся раздобыть топливо, — отозвался Паганель.
— Топливо — на вершинах Кордильер? — сказал Мюльреди, недоверчиво покачивая головой.
— Поскольку в касуче сложили очаг, то, видимо, где-то вблизи есть какое-то топливо, — заметил майор.
— Наш друг Мак-Наббс прав, — промолвил Гленарван. — Готовьте все к ужину, а я возьму на себя обязанности дровосека.
— Мы с Вильсоном пойдем вместе с вами, — объявил Паганель.
— Если я могу быть вам полезен… — сказал, вставая с места, Роберт.
— Нет, отдыхай, мой храбрый мальчик, — ответил Гленарван. — Ты станешь настоящим мужчиной уже тогда, когда твои сверстники все еще будут детьми.
Гленарван, Паганель и Вильсон вышли из касучи. Было шесть часов вечера. Несмотря на полное безветрие, мороз сильно пощипывал. Голубое небо постепенно темнело, и последние лучи заходящего солнца озаряли остроконечные вершины горного хребта. Паганель захватил с собой барометр и, взглянув на него, убедился, что ртуть держится на уровне 0,495 миллиметра. Падение ртутного столба барометра соответствовало высоте в одиннадцать тысяч семьсот футов, следовательно, эта часть Кордильер была ниже Монблана лишь на девятьсот десять метров. Если бы в этих горах надо было преодолевать такие же трудности, какими на каждом шагу изобилует великан Швейцарии, если бы бури и метели ополчились на них, то ни один путешественник, конечно, не перевалил бы через мощную горную цепь Нового Света.
Гленарван и Паганель, взобравшись на порфировый утес, окинули взглядом горизонт. Они находились на самой вершине главного хребта Кордильер и охватывали взором пространство в сорок квадратных миль. Восточный склон шел отлого, по его откосам легко можно было спускаться, и пеоны скользили по ним на протяжении сотен туазов. Вдали продольные полосы камней и заносных валунов, оттесненные туда оползнями ледников, образовали огромные цепи морен. Солнце закатывалось, и долины Колорадо постепенно погружались в сгущавшийся сумрак. Освещенные солнечными лучами, один за другим, постепенно угасали выступы почвы, скалы, шпили, пики, и мало-помалу весь восточный склон Анд погрузился во тьму. На западе отроги горного кряжа, круто подпирающие боковую стену склона, были еще освещены лучами заходящего солнца. Ослепительное впечатление производили скалы и ледники, словно купающиеся в лучах дневного светила. К северу волнообразно спускался ряд вершин; незаметно сливаясь друг с другом, они образовали смутно терявшуюся вдали зыбкую полосу, так что глаз различал ее неотчетливо, словно линию, проведенную неумелою рукой. Но на юге зрелище было великолепное, и по мере приближения ночи оно становилось все величественнее. Внизу виднелась дикая долина Торбидо, над нею в двух милях господствовала гора Антуко с зияющим кратером. Вулкан ревел, словно чудовище, словно библейский Левиафан, изрыгая клокочущие пары, смешанные с клубами огненной сажи. Окружавшие его горы, казалось, были объяты пламенем. Град раскаленных добела камней, облака красноватого дыма, ракеты лавы — все сливалось в огненные снопы. Огромный луч света, поминутно возраставший, и ослепительное зарево заполняли своим резким отражением весь необъятный горизонт, и солнце, постепенно утрачивая сумеречный, едва брезжущий свет, исчезало во мраке, словно угасающее светило.
