Юй Хуа - Десять слов про Китай
В девяностые годы крестьяне с неменьшим азартом выплавляли сталь в земляных печах вблизи крупных заводов. Жидкую сталь заливали в огнеупорные цистерны и везли на завод, где в домнах происходила дальнейшая обработка. При обычных условиях печь давала бы сталь четырнадцать раз в сутки, а благодаря помощи крестьян — тридцать раз. Конечно, теперь они производили не брак и прилично зарабатывали. Деревья вдоль дорог, по которым перевозили сталь, засохли от жаркого дыхания металла.
Большой скачок 1958 года можно назвать комедией хвастовства в стиле романтического абсурда. Самые урожайные поля давали тогда 200 килограммов риса с му[6], но в соответствии со спущенным сверху лозунгом «Будем мы в мечтах храбрее — будут и поля щедрее!» газеты врали, что урожайность по стране 5000 килограммов с му. Например, 8 сентября 1958 года «Жэньминь жибао» в разделе «срочно в номер» напечатала следующую заметку: «В уезде Хуаньцзян провинции Гуанси собрали 65 тысяч килограммов риса с му». Причем врали с яркими художественными подробностями: откормили свинью до 500 кг, голова у нее с огромную корзину, мяса в ней — как в трех простых свиньях, в котел диаметром один метр она не влезла, пришлось взять двухметровый, и то поместилось только полтуши; вырастили громадную тыкву, дети играли в ней в дочки-матери. Вся страна распевала частушку «Уродился наш батат»:
Над рекою огород, Роет там батат народ.Вдруг все слышат хруп и треск,Вдруг все слышат хлюп и плеск.Кто-то в речку летанул?Кто-то в речке утонул?Нет, народ ужасно рад —Классно плюхнулся батат!
С августа 1958 года по всему Китаю упраздняли волости и заменяли их народными коммунами, где, в свою очередь, заменяли питание на дому общественными столовыми. Крестьяне, поощряемые лозунгом «Повысит сытная еда производительность труда!», состязались, кто больше съест, и в результате некоторые оказывались на больничной койке.
Через несколько месяцев амбары опустели, и абсурдно-романтическая комедия перешла в суровую реалистическую трагедию. Рапортовали о небывалых урожаях чиновники, а расплачивались за хвастовство крестьяне. Исходя из завышенных цифр, государство собирало огромный зерновой налог. У крестьян изымали пищевое и кормовое зерно и семенной фонд. Местные работники организовали «ударные продотряды», которые переворачивали все в доме, долбили стены, рыли землю в поисках зерна. Если не находили, крестьян избивали.
В одной из коммун провинции Аньхой более трех тысяч человек подверглись побоям, более сотни стали инвалидами, более трех десятков погибли в устроенном коммуной «исправительном лагере».
Страну поразил голод. По официальным данным, в ходе большого скачка в одной только провинции Сычуань умерло 8 миллионов 110 тысяч человек, то есть каждый девятый.
Китайцы до сих пор оплакивают горе, причиненное кампанией 1958 года, но и из современной экономической политики торчат уши большого скачка. По закону на сооружение крупных объектов — аэродромов, портов, скоростных шоссе — провинциальные власти обязаны получить санкцию центра. Однако они обращаются за разрешением уже после запуска проекта. Часто строительство нерентабельно. Например, в провинции Хэбэй и соседнем городе центрального подчинения Тяньцзине, общая протяженность береговой линии которых составляет 640 км, есть целых четыре порта: Циньхуандао, Цзинтан, Тяньцзинь и Хуан-хуа. Хотя по состоянию на 2003 год ни один из них не был полностью загружен, их непрерывно расширяли.
Конечно, некоторые крупные стройки оправданны. Но в Китае есть шоссе, построенные более десяти лет назад, по которым до сих пор ездят только немногочисленные туристические автобусы и легковые машины, но не грузовой транспорт.
В 1999 году министерство образования решило увеличить прием абитуриентов. К 2006 году в вузы страны поступило 5,4 миллиона человек, в 5 раз больше, чем в 1998 году. В вузах училось 25 миллионов человек. Министерство с гордостью заявляет: «За несколько лет Китай по размаху высшего образования обогнал Россию, Индию и США, выйдя на первое место в мире. При ВВП около тысячи долларов на душу населения Китай совершил переход от элитарного к массовому образованию, на что другим странам понадобилось тридцать, пятьдесят и более лет».
Как всегда в Китае, за красивыми цифрами кроются проблемы. Чтобы увеличить набор студентов, вузы взяли в коммерческих банках гигантские займы, которые не смогут вернуть. Плата за обучение выросла в течение десяти лет в 25–50 раз, то есть в десять раз больше, чем доходы населения. На обучение одного студента уходит заработок среднего горожанина за 4,2 года и среднего крестьянина за 13,6 лет. Ежегодно около миллиона выпускников не находят работы. А нужно возвращать образовательные кредиты. В 2009 году количество поступающих в вузы впервые за 32 года снизилось. Некоторые дети из бедных семей поняли, что университет не улучшит их жизненные перспективы.
Теперь о спрятанном за экономическим чудом насилии в стиле культурной революции. Шестьдесят лет коммунистической власти есть шестьдесят лет царства канцелярской печати. Без печати не обходится ни бумага о назначении на должность, ни коммерческий контракт, ни служебное удостоверение, ни студенческий билет, ни свидетельство о рождении, смерти или браке.
В январе 1967 года шанхайские «бунтари» взяли приступом горисполком и завладели печатями. По стране пронеслась волна «январской революции»: «бунтари»-цзаофани и «красные охранники»-хунвейбины врывались в органы администрации, учебные заведения, на предприятия, переворачивали их вверх дном, изымали печати и торжественно заявляли о «захвате власти».
С печатью можно было издавать постановления, получать в различного рода финансовых учреждениях деньги «на революцию», расправляться с неугодными. Любое безобразие оправдывалось проштампованной бумажкой.
Между группировками цзаофаней и хунвейбинов шла ожесточенная борьба за печати. Нередко на лестнице «бунтарей» встречали конкуренты, которые хватали их за одежду, кидались под ноги, лишь бы не допустить до печатей. Иногда, уже завладев печатями, одни «революционеры» обнаруживали, что другие окружили административное здание, где они находятся…
В детстве я своими глазами наблюдал такую сцену. Мне было семь лет, я прятался под ивой и, трясясь от страха, смотрел, как на противоположном берегу нашей речки «бунтари» ворвались в административное здание. Тут прибежало человек сорок других цзаофаней с палками, а их вожак закричал в рупор, чтобы враги немедленно отдали печать, иначе их «вынесут ногами вперед». Им ответили: «И не мечтайте!» Под вопли «Да здравствует председатель Мао!» и «Клянемся до последней капли крови защищать председателя Мао!» завязался кровавый бой. Звенели стекла, трещала мебель, стонали люди. Владеющие печатью не могли одолеть численно превосходящего противника. Они отступили на крышу, утащив с собой раненых. Но атакующие прорвались и туда. Они ожесточенно лупили палками направо и налево и сбили несколько человек с крыши трехэтажного здания. Один из них успел перед падением зашвырнуть печать в речку. Двое упавших получили тяжелые увечья, один разбился. Деревянная печать поплыла по течению, постепенно набухая и идя ко дну. Победители помчались за ней по берегу, а один сорвал с себя ватные штаны и ботинки и нырнул с моста в ледяную воду. Под поощрительные крики товарищей он схватил уже совсем было потонувшую печать.
