Сахара — не только песок - Иржи Галеш
Мы высадились в Гардае и до Алжира доехали автостопом. Здесь мы оставили лишний груз и коллекции живности и снова совершили «вылазку» в пустыню — теперь в северо-западную сахарскую впадину Шотт-Мельгир с оазисом Бискра. По дороге мы остановились в Тимгаде, самом большом памятнике римской колонизации на земле Алжира.
С незапамятных времен я испытываю особый интерес к исторической архитектуре. Старые, потрескавшиеся стены служат идеальным убежищем массе животных, и здесь можно найти то, что вы будете безуспешно разыскивать по всей округе. В тот момент, когда я собирался проникнуть в хорошо сохранившееся со времен колонизации подземелье, ко мне подошли два мальчика и предложили купить у них горсть старых римских монет, которые здесь еще и сейчас находят в большом количестве. Я ласково улыбнулся им и объяснил, что монеты я не ищу, да и все равно у меня нет денег для того, чтобы купить такую редкость. Мальчики слегка удивились и стали объяснять, что уступят дешево, — видимо, решили, что я пытаюсь торговаться. Тогда я прибегнул к наглядному методу. Я пошарил рукой в подземной шахте и вытянул геккона Tarentola mauretanica, которых там было видимо-невидимо.
— Вот это вы умеете искать? — спросил я как ни в чем не бывало.
Ребята, как им и положено, пришли в неописуемый восторг. Среди бесчисленных туристов, наводняющих Тимгад, романтически вздыхающих и накупающих сувениры, я был исключением, свежей струей, прямо оазисом в пустыне для молодежи, которая пока еще не утратила фантазии. Они бросили свой промысел и четыре часа ловили со мной ящериц, сцинков и змей. Благодаря им я поймал интересную рыже-коричневую змею Malpolon monspessulanus (обыкновенная ящеричная змея). Они пришли в ужас, увидев, как змея кусает меня, и в отчаянии пытались растолковать мне, что это опасно; но они еще не достигли возраста, когда человек предпочитает, несмотря ни на что, оставаться в заблуждении, так что через минуту они осмелели и один за другим потрогали змею. Тот, что посмелее, рассудив, что если ничего не случилось со мной, то не случится и с ним, довел это рассуждение до конца — дал себя укусить. От этого все пришли в некоторое замешательство: им пришлось признать, что некая достойная уважения тысячелетняя традиция изжила себя. Следует сказать, что хотя это были змеи ядовитые и кусающиеся, но опять-таки они относились к группе, имеющей задние ядовитые зубы, которые при укусе в целях обороны не достигают раны, и яд туда не попадает.
Я уже собрался уходить, а ребята все уговаривали меня пойти к стоящим в отдалении столбам, у которых— они видели в прошлом году — бегало что-то, уж сейчас не помню, что именно. А когда поняли, что соблазнить меня им не удастся, записали мой адрес и дали свой. Наконец, когда я уже решительно распрощался с ними, они высыпали мне в карман все те старинные монеты и еще долго махали мне вслед.
Оазис Бискра лежит в самой северной части Сахары, но, несмотря на это, здесь было так же тепло, как и в Джанете, который лежит на 1500 километров южнее. Дело в том, что оазис лежит в низине, переходящей уже во впадину Шотт-Мельгир и защищенной с севера могучей стеной горного массива Орес. Для нас интереснее всего оказались окрестности плотины Фаум Эль-Герза на границе гор и низменности. Я нашел там пару песчаных эф, гревшихся на солнце в укромном месте между камнями. Это очень опасный вид ядовитых змей Echis carinatus.
Обе змеи, после того как я выгреб их крюком от штатива на открытое место, устроили великолепный концерт устрашающих звуков, описанных уже раньше в рассказе о рогатой гадюке, но на этот раз еще более угрожающих и громких. Однако, едва я предложил им убежище — приоткрытый полотняный мешок, — они приняли его с благодарностью, оставалось только завязать мешок. Чуть дальше дорогу мне перебежало очень забавное животное, маленькое насекомоядное с хоботком — североафриканский слоник Elephantulus rozeti размером приблизительно с тушканчика и с такими же длинными ногами. Способом существования и питания он напоминает большую землеройку. Невозможно забыть его характерный хоботок, которым он при движении постоянно машет вверх и вниз, если, конечно, не засовывает его в исследовательских целях в разные расщелины в поисках какого-нибудь лакомства. Комический вид слоника невозможно описать словами, даже фотография не может его передать. Только фильм мог бы наглядно представить его поведение.
Несмотря на все наши успехи и необыкновенно интересные экскурсии, особенно в Тассилин-Аджер, на этот раз я возвращался домой, слегка удрученный тем обстоятельством, что из-за происшествия в Джанете путешествие обошлось мне вдвое дороже, и притом я лишился значительной части фотографического материала. Не было решительно никакой надежды до будущего года возместить потери и собрать деньги для новой поездки. А у нас еще не было ощущения, что мы в Алжире закончили свои дела. Многие интересные области мы вообще еще не видели, и на наших результатах лежала печать ограниченности наших возможностей и средств. Отакар Лейски вспоминал больше всего Тассилин-Аджер и говорил, что оно не должно быть отдано на произвол все растущего туризма; его следует объявить Национальным парком Алжира, и работа по охране в этом парке не должна ограничиваться только наскальной живописью. Должна была бы, не должна была бы… Можем ли мы как-то повлиять на это? Это казалось нереальным; кроме того, у нас много работы и забот дома, а Африка уже снова безнадежно далека.
Глава VII
«СЛЕДЫ НА ПЕСКЕ»
В наших набегах на Африку настал «мертвый сезон»; я в это время участвовал в подготовке экспедиции в Эфиопию, а в 1969 году очутился на вулканах в Италии с экспедицией Стромболи. Сопки произвели на меня глубокое впечатление, они еще появятся в моем дальнейшем рассказе о Сахаре.
Осенью 1969 года выяснилось, что экспедиция в Эфиопию, которую мы готовили на весну 1970 года, откладывается по крайней мере на год. В задумчивости открыл я ящик письменного стола и вытащил оттуда несколько исписанных листков с надписью «Следы на песке» — набросок сценария фильма о Сахаре. Он вылеживался там с осени 1967 года, но и теперь
