Алексей Аджубей - «Серебряная кошка», или Путешествие по Америке
Я согласился с тем, что калифорнийские студенты, видимо, неплохой народ, и рассказал, как тепло встретили делегацию в студенческой газете «Дейли Калифорния». Редактором в газете работает застенчивая и очень милая девушка Алис Булдин. Она с охотой показывала свою маленькую редакцию. Когда делегация уходила, студенты хором закричали по-русски: «До свиданья!»
— И они были правы, — снова вставил реплику мой собеседник. — Именно до свиданья. Вот мне, например, будет жаль прощаться с вами сегодня. Оказалось, что все вы очень милые люди и с вами просто приятно беседовать. Кстати, вы что-нибудь знаете о нашей актрисе Марлен Монро? Это, конечно, не киноактриса, а больше — кинозвезда… Так вот, она сейчас остепенилась, разыгрывает из себя серьезную даму и, знаете… хочет сыграть Сонечку Мармеладову Достоевского. Роль у нее может и не получиться. Но все-таки русский писатель!
Я ответил, что у нас есть много хороших писателей и много хороших ролей — в них могли бы попробовать себя американские актеры и актрисы.
— Скоро вы будете в Голливуде. Я советую вам высказать им это.
Мистер снова начал тянуть виски.
— Я, наверное, грубо сказал по поводу ста пятидесяти долларов, — вернулся он к началу разговора. — Но это правда. Я знаю, вы были в «Коровьем дворце» и слышали там, как свистит лассо над шеей бычка. Когда человек слышит подобный свист, ему делается жутко.
Мистер помолчал, будто подбирая слова, чтобы закончить свою мысль:
— Я понимаю женщину, которая продала своих детей. Может быть, и ей послышался свист лассо…
НА РОДИНЕ ТАРЗАНА
Все было бы, как говорят американцы, о'кэй, если бы не тучи дыма. Он разъедает глаза, мешает дышать. Ветры почти не продувают Лос-Анжелос, и дым висит в неподвижном воздухе сплошной пеленой, да такой густой, что кажется, будто какой-то шутник беспрерывно поджигает здесь дымовые шашки. Это первое, с чем сталкиваешься, когда выходишь на улицы Лос-Анжелоса. И город сразу тускнеет и становится менее красивым, и уже не обращаешь внимания ни на высокие, стройные пальмы, ни на стриженые газончики возле аккуратных коттеджей. Дым застилает глаза.
Если выдается день, когда ветер все-таки перебарывает дымовую завесу, кажется, на улицах и народу больше. Впрочем, в Лос-Анжелосе почти не видно людей. По благоустроенным широким дорогам катят голубые, синие, серые, палевые кары — так называют в Америке автомашины. В Лос-Анжелосе насчитывается огромное количество автомобилей. Их здесь больше, чем в любом другом городе Соединенных Штатов Америки. Лос-Анжелос вырос вдоль широкого шоссе, только центральный проспект тянется почти на тридцать миль. Такое малоудобное расположение города неизбежно и привело к сосредоточению автомобилей.
Когда мы ехали в промышленный район Лос-Анжелоса, наш спутник, репортер местной газеты, с горечью произнес:
— Я уже месяц не был у дяди. Да и как к нему съездить, если он живет на другом конце города, в трех часах двадцати пяти минутах езды от моего дома.
Промышленный район, куда провожал нас репортер, примыкает к центру Лос-Анжелоса. Здесь действует около семисот промышленных предприятий. Район этот в 1928 году был знаменит лишь небольшими огородиками. Владельцы железной дороги скупили землю и стали ждать. Они рассчитывали, что цена на участки земли со временем подскочит. Так оно и случилось. Прошло пять лет, и в 1933 году железная дорога продала участки двумстам предпринимателям, но уже втридорога. Без всяких хлопот владельцы железной дороги положили в карман большие барыши.
Лос-Анжелос становился крупным и важным центром Соединенных Штатов Америки. Грандиозная спекуляция захватывала все больше и больше дельцов и финансистов. Как только цены на участки перестали ползти вверх, железнодорожные магнаты выкинули новый трюк. Они неожиданно объявили, что продают участки на пятьдесят процентов дешевле обычной цены. Откуда такая добродетель? Дело в том, что железная дорога выдвинула условие: каждый покупатель обязан перевозить грузы только с ее помощью.
Любезный молодой человек — паблик рилейшен рейлуэй компани мен, что примерно соответствует понятию «гид железнодорожной компании», заключил свою короткую информацию словами:
— Когда-то здесь не было ничего, а теперь в три тысячи акров земли вложено около восьмисот миллионов долларов!
Он очень довольно потер руки, как будто, по меньшей мере, половина всех миллионов принадлежала ему. Когда мы спросили, кто же все-таки владеет землей в этом районе, он немедленно передал нам список семисот фирм, корпораций и трестов, которые заключили сделки с железной дорогой.
Названия всех компаний не приведешь: это Вестингауз, Дюпон, «Дженерал электрик» и иже с ними. Те, кто когда-то продал свои огородики за бесценок, не владеют сейчас ничем. Впрочем, они и не подозревали, что внесут такой «достойный вклад» в дела процветающих компаний. И в этом тоже, очевидно, смысл «свободы американского предпринимательства».
После того как мы побывали в промышленном районе Лос-Анжелоса, нас долго не покидало тягостное ощущение. Трудно было объяснить нашим спутникам его причину. Видимо, наш «унылый вид» обратил на себя внимание. Мистер Чихачев из госдепартамента попытался «теоретически» обосновать законную справедливость, с которой действовали владельцы железной дороги. Его бархатный баритон звучал так нежно и тихо, будто хозяин голоса боялся спугнуть кого-то, кто незримо стоял за его спиной и нашептывал избитые и много раз слышанные истины. От общеобразовательной лекции на тему «Капитал и способы его применения» нас спас коллега Чихачева мистер Клукхон. Он сложил ладони рупором и закричал по-русски:
— Давай, давай!
Это означало, что время, отведенное на эту часть программы, окончилось, и шоферы такси уже завели моторы. Мы поблагодарили мистера Чихачева за разъяснение и поехали в Голливуд, где нас все-таки, несмотря на опасения мистера Клукхона, приняли.
Холли — название дерева с маленькими яркокрасными плодами. Вуд, в переводе с английского, — лес. Но, видимо, такие леса росли в Голливуде давным-давно. Сейчас, когда подъезжаешь к нему, прежде всего видишь павильоны многочисленных киностудий. Никакого леса окрест нет, а тем более с деревцами, усыпанными красивыми яркокрасными плодами. Улицы Голливуда ничем не отличаются от других улиц Лос-Анжелоса. Только к ночи павильоны киностудий кажутся цехами заводов, а свет «юпитеров» и осветительных ламп напоминает сполохи пламени у каких-то огромных печей. Впрочем, есть в Голливуде роскошный район — Биверли хилл, где живут кинозвезды, крупные режиссеры, владельцы киностудий. В Биверли хилл больше пальм, больше зелени и чуть меньше дыма.
