Жюль Верн - Агентство «Томпсон и К°»
На палубе показался Пипербум, сопровождая очень сердитого Томпсона. Робер, оставив своих собеседников, подошел к администратору.
— Возможно ли,— обратился тот к Роберу, показывая на невозмутимого голландца, как всегда окутанного облаком дыма,— втолковать что-нибудь этому дымящему бегемоту?
Робер сделал беспомощный жест.
— Очень досадно,— ответил Томпсон.— Представьте себе, он категорически отказывается компенсировать мне убытки.
— Какие убытки? — поинтересовался Робер.
— Ну как же? А раздавленный осел, а четыре других осла и погонщики дополнительно. Мне это обошлось в копеечку.
— Он отказывается?
— Категорически. Я уже изнемог, объясняясь с ним жестами. Как будто имеешь дело с камнем. Посмотрите только на него.
Пипербум, раскинувшись в кресле, почти совсем исчез в дыму. Глядя в небо и посасывая трубку, он полностью отрешился от ничтожных забот этого мира. Робер с невольной улыбкой перевел взгляд с гневного лица Томпсона на безмятежное лицо пассажира.
— Все имеет свою оборотную сторону,— ответил он, разведя руками, и Томпсон был вынужден с этим согласиться.
В шесть тридцать «Симью» находился всего в нескольких милях от западного берега Терсейры. Уже давно маячила его вершина, возвышаясь на тысячу метров. На юге склон плавно спускался к морю и круто обрывался. Повсюду виднелись явные следы еще недавних подземных потрясений. Темными пятнами выделялись на зеленом фоне долин потоки лавы, возвышались то здесь, то там конусы пепла и пемзы, медленно разрушаемые дождем и ветром.
В семь часов стала видна гора Бразилия. Еще через полчаса, обогнув этот дикий мыс, вышли к городу Ангре. В восемь часов корабль стал на якорь, не потушив, однако, котлов.
Удобная позиция в центре ангрского рейда открыла пассажирам одну из самых великолепных панорам, какой только мать-земля могла порадовать взоры своих детей. Позади — безбрежное море с четырьмя островами справа и слева и черные отвесные скалы с другой стороны, образующие как бы огромное ложе, где безмятежно распростерся город Ангра. Защищенный с севера и юга фортами, в лучах заходящего солнца, город выстроил амфитеатром белые дома, колокольни, соборы. Дальше среди холмов виднелись небольшие поселения, апельсиновые деревья и виноградники, плавно поднимающиеся вверх.
Воздух был мягким, погода великолепной, веял свежий бриз. Очарованные пассажиры находили, что только меньшие масштабы отличают этот залив от неаполитанского.
Но в наступившей ночи скоро все исчезло.
Капитан Пип, привыкший к такой красоте, направлялся в свою каюту, когда матрос подвел к нему только что поднявшегося на борт человека.
— Сэр,— обратился к капитану незнакомец,— я узнал, что ваш корабль прибывает на ангрский рейд, и решил присоединиться к экскурсии, если только…
— Это совершенно меня не касается,— прервал его капитан.— Бистоу,— обратился он к матросу,— проводите джентльмена к мистеру Томпсону.
Гость вошел в каюту как раз в тот момент, когда Томпсон обсуждал с Робером программу на следующий день.
— К вашим услугам, сэр,— сказал администратор в ответ на просьбу вновь прибывшего.— Хотя на корабле не так много места, но все же это возможно… Вам известны наши условия?
— Нет, сэр,— ответил гость.
Томпсон на мгновение задумался, видно, собирался вычесть из общей суммы стоимость уже проделанного пути. И все же сказал, хотя и не без колебания:
— Цена путешествия сорок фунтов…
— Отлично,— прервал его пассажир.— Так как нас трое…
— А вас трое?
— Да, мои два брата и я. С нас, следовательно, сто двадцать фунтов. Вот они.
Достав из бумажника банкноты, он положил их на стол.
— С этим можно было не спешить,— вежливо заметил Томпсон. Пересчитав деньги, он спрятал их и счел себя обязанным выдать квитанцию.— Выдано, извините, кому? — задержал он перо.
— Дону Игину Родригишу да Вега,— ответил пассажир, и Томпсон записал.
Робер в течение всего этого времени молча наблюдал за вновь прибывшим туристом. Относительно его национальности не могло быть никакого сомнения. Высокий, широкоплечий, черноволосый, с черной бородой — конечно, португалец. И это предположение подтверждалось его плохим английским произношением.
Дон Игину, взяв квитанцию, сложил ее, спрятал в кошелек, затем немного помолчал, как бы в нерешительности. Ему хотелось что-то сказать, довольно важное, судя по его поведению.
— Еще один вопрос,— промолвил наконец португалец.— Когда мы покидаем Терсейру?
— Завтра,— ответил Томпсон.
— А в котором часу?
Для дона Игину, очевидно, это было чрезвычайно важно, потому что он явно нервничал.
— Завтра вечером, часов около десяти,— ответил Томпсон.
Дон Игину удовлетворенно вздохнул. Он сразу стал раскованнее.
— В ваши планы, возможно, входит осмотр Ангры? — приветливо осведомился он.
— Да,— подтвердил Томпсон.— Именно так.
— Не могу ли я быть вам полезен в качестве гида? Я хорошо знаю город.
Томпсон поблагодарил.
— Охотно принимаю вашу помощь. Тем более что это даст возможность немного отдохнуть господину профессору Моргану, которого я имею честь вам представить.
Дон Игину и Робер обменялись приветствиями.
— Буду на набережной завтра утром в восемь часов,— сказал дон Игину, попрощавшись и направляясь в свою каюту.
Он был точен. В воскресенье, двадцать первого мая, высаживаясь на берег во главе своих пассажиров, Томпсон обнаружил его на набережной. Под присмотром Главного Администратора колонна в безупречном порядке тронулась в путь.
Дон Игину оказался прекрасным гидом. Он водил туристов по Ангре с уверенностью, какой не могло быть у Робера. Знакомил их с улицами, заходил в церкви.
Все это время барон следовал за ним по пятам.
Надо сказать, что с самого начала путешествия сэр Гамильтон чувствовал себя одиноко. Его несколько развлекал Саундерс, но тот не был человеком его круга. Среди пассажиров он не нашел подходящего для себя собеседника, если не считать леди Гайлбат. Но она всегда занята своими кошками и собаками. Ее сердце и время заполняли только они. Едва приобщившись к повадкам Цезаря, Иова, Александра, Блэка, Фанна, Панча и прочих, барон категорически не захотел продолжать свое образование в этой области и стал избегать старую пассажирку. Неуважительный француз, без сомнения, назвал бы ее занудой.
Итак, сэр Гамильтон оказался совершенно один. Поэтому, едва только он услыхал аристократическое имя нового пассажира, как сразу понял, что небо послало ему настоящего джентльмена, и попросил Томпсона познакомить их. Благородный англичанин и благородный португалец обменялись рукопожатием. По тому, сколько искренности и открытости они вложили в этот жест, было видно, что они нашли друг друга!
