Сергей Кондратьев - Необычные случаи на охоте и рыбной ловле
Щука обычно сразу топит поплавок и потом медленно ведет его наискось в глубину, на пути заглатывая добычу. С подсечкой торопиться не следует, и сколь возможно, подаешь за уходящей рыбой лесу и удилище.
На этот раз щуке улизнуть не удалось. Сильная была рыба, хоть и небольшая -в полтора килограмма.
Я приколол ее в лодке, чтобы освободить якорек. Каково же было мое изумление, когда неподалеку от якорька я нашел в зубастой пасти и погибший крючок!
Домой греб, не переставая удивляться, вымокший, но веселый.
Конечно, нельзя с полной уверенностью утверждать, что «вторая» щука, сошедшая с якорька, была «первой», но и по величине и по сопротивлению она не отличалась от «третьей». Поэтому я лично не сомневаюсь в том, что все три раза наживку брала одна и та же щука. Ее не испугали ни шум, ни борьба, ни боль! Образцовая жадность.
В заключение еще один необычный факт, касающийся щучьих повадок.
Один раз в моей жизни, на Ветлуге, во время ловли язей с плотов, я поймал большого щуренка на катышек черного хлеба.
ШТОРМОВАЯ ПЛОТВА
Братья удильщики привыкли думать, что когда устойчивое вёдро сменяется ненастьем, клев рыбы резко ослабевает. Я тоже придерживался такого мнения. Оказывается, оно нуждается в поправках.
Вот пример.
В 1949 году на севере Ленинградской области стояла удивительная осень: тихая, теплая и сухая. Мы уехали с Вуоксы в конце августа, но ленинградский сентябрь так настойчиво гнал из города, что я прервал работу и на последнюю неделю месяца вернулся к облюбованному озеру.
Здесь стало еще красивей. Береза и осина пылали всеми цветами спектра. По утрам морозило, но дни были теплые, ласковые, сине-золотые.
Окуневый клев затихал, а плотва брала жадно и утром и вечером.
Погода резко изменилась лишь 1 октября, накануне моего отъезда. Утром родился холодный ветер, нагнавший низкие рваные облака. Я ловил у горба, потом вокруг Ольхона. У горба меня встретили многочисленные мелкие окуни, которые буквально окружили лодку, часто выбрасываясь на поверхность воды. Но клева не было.
Стал накрапывать дождь. Я поехал домой обогреться. Весь улов пошел коту на обед.
Около четырех часов дня, наперекор здравому смыслу, я опять оттолкнулся от берега, захватив на этот раз брезентовый дождевик. К этому времени облака затянули все небо двухъярусной пеленой, а нарастающий ветер развил сильное волнение.
Пришлось заякориться в ближайшем заливе, укрывшись от ветра за широким выступом тростника. Однако и здесь волнение давало себя знать. Не надеясь на железный болт за кормой, я привязался еще и к тростнику.
Я начал ловлю двумя удочками, забрасывая насадку подальше от тростника и лодки. Поплавки долго и скучно метались на волнах. Пришлось спустить и третью лесу короткого двухколенного удилища. К этой лесе были привязаны два поводка, один -покороче, другой -подлиннее.
Поплавок мягко опустился на воду в двух метрах от удильщика.
И тут начался клев! Да какой! При каждом забросе поплавок немедленно уходил под воду. Осторожная плотва хватала насадку с жадностью окуня Несколько раз случались дуплеты, и тогда в воздухе на двух поводках трепетали две рыбы! А дальние поплавки по-прежнему качались на волнах.
Но с этим каждый рыболов знаком! И оснастка всех удилищ одинакова, и насадка, и тот же спуск поплавка (по расстоянию от дна). И вот одна удочка работает, а остальные бездействуют.
Между тем ветер все крепчал и косой дождь тяжелел.
Скрюченный под брезентовым плащом удильщик механически вытягивал одну рыбу за другой.
В разгар клева лодку все-таки сорвало. Связки тростника перетерлись о веревку, и якорь пополз по дну. Не без труда удалось установиться на прежнем месте.
Но клев не ослабел. Длинные удочки я смотал, а маленькая продолжала работать как автомат.
Лов прекратили наступившие сумерки. Да и продрог я, зуб на зуб не попадал. Шляпа промокла насквозь.
За какой-нибудь час малая удочка вытащила больше пятидесяти рыб-около четырех килограммов.
Я не разделяю пренебрежительного отношения многих рыболовов к гастрономическим качествам плотвы. Только что пойманная и зажаренная в сметане, она отменно вкусна.
О ЛОВЛЕ РЫБЫ НА УДОЧКУ
О ловле рыбы на удочку написано и много и мало. Много-о рыбах и снастях, мало-о рыболовах.
А между тем характер и чувства рыболова не менее интересны, чем, скажем, повадки щуки. Рыбная ловля, как и охота,- двустороннее действие, и говорить об одной стороне, замалчивая другую, не следует.
Бессмертные описания охоты Л. Толстым и лучшие страницы М. Пришвина тем и хороши, что они уделяют равное внимание и зверю и человеку. Это и порождает богатство, полноту читательского впечатления.
К сожалению, русские писатели-классики увлекались рыбной ловлей меньше, нежели охотой. Поэтому мысли о поэзии рыбной ловли (то есть о рыболове), высказанные еще сто лет назад С. Т Аксаковым, остаются до сих пор единственными в своем роде. Из современных же писателей, как мне кажется, только К. Паустовскому в том немногом, что он рассказал об удильщиках, удалось найти новые слова и новые мысли о характере и вкусах рыболова. Немало помогла этому тонкая живопись ландшафта, всей оправы рыбной ловли.
Конечно, счастливые строчки на эту тему мы можем найти в рассказах, очерках и у других писателей, но это трудоемкая работа.
Перечитывая как-то свои рыболовные записные книжки (а их у меня порядочно накопилось), я задумался над двумя-тремя вопросами, о которых редко говорят и еще реже пишут.
Однако, на мой взгляд, они заслуживают внимания не меньше, чем подробности щучьего нереста или рецепты изготовления спиннинга.
Вопросы эти относятся более к психологии рыболова, чем к поведению рыб. Но так как рыболова нельзя вполне понять, минуя рыбу, придется кое-где упомянуть и о вещах, хорошо известных.
Каждый человек, суммируя свой опыт в любой области, неизбежно приходит к тем или иным обобщениям, которые часто совпадают с установившимся общим мнением.
Но бывают выводы, с которыми можно соглашаться и можно не соглашаться. Они преимущественно относятся к вопросам, редко обсуждаемым, но далеко не пустым.
Некоторые из этих вопросов мне и хочется, если не разрешить, то хотя бы поставить.
Вступление в касту
Впервые я погрузился в рыбную ловлю лет тридцать назад в окрестностях Валдая. С тех пор эта страсть не оставляет меня, хотя энтузиазм новичка и схлынул.
Тем летом я мог простаивать на берегу лесного озера Оловенец или «просиживать» в утлом челне от зари до зари. Босой, иногда продрогший, голодный, я не мог оторваться от озера, как если бы был прикован к его берегу цепью. Я стремился к воде, как иголка к магниту. Утренняя и вечерняя ловля сливались в единый, незаметно мелькающий день. Ловить я только учился; удилища у меня были самодельные, тяжелые, лесы грубые, крючки неподходящие.
