Игорь Фесуненко - Бразилия и бразильцы
На пятьсот пятом километре от Сан-Паулу мы расстаемся с Параной и пересекаем границу одного из самых «небразильских» районов этой страны. Первыми об этом сообщают дорожные указатели, приглашающие путника в Жоинвиль и Блуменау, Фрейбурго и Лaypo Мюллер, во Флорианополис и Альфредо Вайнер. Мы находимся в центре старинной немецкой колонии.
Бразильская нация представляет собой сплав различных этнических и расовых элементов. Основными ее «родителями» стали португальские колонисты, индейцы и африканские невольники, миллионы которых были доставлены в Бразилию на кораблях работорговцев в XVI–XIX веках. После того, как работорговля была запрещена, нуждавшаяся в притоке рабочих рук для освоения своих необъятных территорий Бразилия принимает меры к поощрению иммиграции из Европы и других районов земного шара. Прибывшие в страну иностранцы — итальянцы, славяне, немцы, японцы — предпочитали расселяться по своей новой родине колониями. Многие славяне, например, осели в Паране, где климатические и природные условия несколько схожи с привычным им климатом Юго-Восточной Европы. Японцы обосновались преимущественно в Сан-Паулу. Итальянцы селились либо в Сан-Паулу, либо устремлялись на юг. Немцы выбрали себе южные штаты — Санта-Катарину и Риу-Гранди-ду-Сул, район плодородных земель, мягкого климата и выгодного географического положения.
Немецкая колонизация этого района началась в 1824 году, когда близ Порту-Алегре был основан немецкий поселок Сан-Леополду. А сейчас, полтора века спустя, здесь образовалась столь мощная колония, что, проезжая через некоторые муниципальные районы, города и поселки Санта-Катарины, а затем и Риу-Гранди-ду-Сул, думаешь, что ты очутился где-то в Саксонии или Баварии. Вылизанные до блеска поселки с кирпичными домиками, увенчанными крутыми готическими крышами, аккуратные кирхи, окруженные кустами жасминов и гортензий, белобрысые мальчишки, резвящиеся под присмотром чопорных гувернанток.
Чем дальше на юг, тем больше немцевМы останавливаемся в городке Блуменау, чтобы передохнуть и выпить пива. Единственное, что убеждает нас в том, что мы все еще находимся в Бразилии, это типично бразильская жара. Маленькое кафе, вычищенное, словно аптекарский прилавок. Официантка обращается к нам по-немецки. Она будто сошла сюда с каких-то забытых кинолент с участием Конрада Вейдта и Асты Нильсен: темная юбка, белая кружевная блузочка, расшитый готическим орнаментом фартук и чепчик! Над окном вспархивает в клетке канарейка. Слева от окна аккуратно приклеена к стене вырезка из журнала — рекламное объявление фирмы «Краузе», которая лучше, чем кто бы то ни было, умеет превращать дары моря в питательные консервы.
Выпив пива, мы продолжаем путь по улице Блуменау, такой чистенькой, что кажется, будто все население городка занято одним единственным делом: подметанием улиц, стрижкой газонов и поливанием клумб. Но это не так: калейдоскоп городских вывесок напоминает о том, что здесь сотни мелких и средних фабрик и мастерских, изготавливающих посуду и обувь, украшения из керамики и шоколадные конфеты, трикотажные кофточки и полотенца (обязательно парные: на одном выткана надпись «С добрым утром, дорогая!», на другом — «С добрым утром, дорогой!»).
Мы едем дальше на юг через штат Санта-Катарина. На юге штата близ поселков Крисьума и Лaypo Мюллер находятся самые богатые в стране залежи каменного угля. Трудно найти в Бразилии работу, более неблагодарную, чем труд горняков Крисьумы. В длинных и узких штольнях гремят взрывы; взорвав динамитом часть угольного пласта, шахтеры вручную грузят обломки угля на вагонетки, а затем, опять же вручную, толкают вагонетки к подъемнику. Десять — двенадцать вагонеток за смену должен выдать каждый шахтер, чтобы заработать на пропитание своей семьи.
Здесь, в шахтах, уже не говорят по-немецки. Немцы штатов Санта-Катарина и Риу-Гранди-ду-Сул заняты в основном в текстильной, кожевенной и обувной промышленности, базирующейся на довольно развитом здесь животноводстве.
В небольшом городке Нову-Амбургу в штате Риу-Гранди-ду-Сул около трехсот обувных фабрик и мастерских, принадлежащих, как правило, немцам или потомкам немецких колонистов. Работают же на всех этих фабриках бразильцы.
Владельцы одной из таких небольших фабрик (около двух с половиной сотен рабочих) «Адамс» с немецкой обстоятельностью и учтивостью показывали производство, водили нас по цехам, откровенно рассказывали о проблемах и жаловались на судьбу:
— Трудно конкурировать с большими предприятиями, где внедряется механизация, где низка себестоимость производства обуви. Мы стремимся завоевать симпатии покупателя высоким качеством наших изделий. Изделий ручной работы! Наш лозунг — лучше сделать меньше обуви, но сделать ее высокого качества. Поэтому торговая сеть имеет широкие возможности зарабатывать на нашей продукции приличную прибыль.
— Какую именно?
— Это зависит от рыночной конъюнктуры и от умения торговцев подать товар лицом. Я приведу вам такой пример. Себестоимость одной пары обуви у нас на фабрике равна сейчас тридцати крузейро. Некоторые из наших изделий будут проданы в обычных магазинах, рассчитанных на рядового покупателя, и их цена составит 50–60 крузейро. Но часть точно такой же обуви будет продана в аристократических лавках Копакабаны или на улице Августа в Сан-Паулу. Вы знаете, что клиентура таких торговых заведений ищет только модные вещи и за ценой не постоит. В этих лавках за нашу обувь с покупателя возьмут по сто — сто двадцать крузейро.
Но вы думаете, — улыбнулся хозяин фабрики «Адамс», — что эта прибыль окажется в моем кармане? Нет, она уходит в руки оптовых торговцев и владельцев этих лавок, умеющих обвести покупателя вокруг пальца и преподнести ему мое изделие как последний крик моды.
Если торговец убедит покупателя, что сделанные мной башмаки походят на те, что обувает король боливийского олова Патиньо, он может брать за пару и сто и сто двадцать крузейро.
— А какова зарплата рабочего вашей фабрики? — спрашиваю я.
— Рабочий получает по-разному. В зависимости от своей квалификации и от выработки. Но в среднем — сто восемьдесят — двести крузейро в месяц. Вы считаете, что это мало? Да, вы правы, я тоже так считаю. Но если я стану платить им больше, я сам вылечу в трубу. Вы же знаете, какие нам приходится платить налоги! А сколько обуви залеживается, не находит сбыта, выходит из моды!..
В сельской же местности южных штатов немцы со свойственной им педантичностью и аккуратностью занимаются огородничеством и садоводством, выращивают пшеницу и виноград. Здесь нет крупных латифундий, как в Сан-Паулу или Паране. Тут преобладает мелкая собственность. Немецкая семья владеет обычно тремя десятками гектаров, обрабатывая их с помощью нескольких колонов — либо бразильцев, либо менее удачливых своих соотечественников.