Борис Островский - Великая Северная экспедиция
«23 — 24 августа. Мыс Челюскин. Начинаем совместную с „Ермаком“ проводку каравана Второй Ленской экспедиции в составе 4 судов. Начальник экспедиции Орловский просит взять на буксир пароход „Партизан Щетинкин“. У этого парохода — тонкая обшивка, он получил пробоину. Идём к „Щетинкину“, берём его на буксир и ведём на лёд. Капитан Николаев лично руководит проводкой, не покидая мостика. Мы со Щербиной дежурим на корме. К утру проводка благополучно закончена. „Щетинкин“ без одного повреждения выведен на воду».
Эта совсем необычайная для здешних мест картина напоминает нам скорее весеннюю сценку где-нибудь в Финском заливе около портового города.
Спустя два месяца после ухода «Литке», усилиями 32 зимовщиков была закончена организация научных лабораторий, постройка 5 домов на 286 кв. метрах , сооружены три павильона — магнитный, для изучения атмосферного электричества и аэрологический, расширена баня и устроен собачник на 40 собак.
* * *Нам остаётся ознакомиться с работой последнего, восточного отряда. Выше мы указывали, что отправившийся в июне 1735 года из Якутска третий крупный отряд Великой Северной экспедиции под начальством Прончищева и Ласиниуса разделился в устье Лены: Прончищев пошёл на запад, Ласиниус же — на восток. Судьба экспедиции на запад нам уже известна, посмотрим же, как осуществил Ласиниус свою задачу продвижения морем через Берингов пролив на Камчатку или к устью реки Анадыри.
7 августа 1735 года, в сопровождении подштурмана Ртищева, ученика Глазова, геодезиста Баскакова, подлекаря, иеромонаха и 44 человек команды, на двухмачтовом шлюпе «Иркутск» Ласиниус отплыл в юговосточном направлении. Уже через четыре дня Ласиниус, встретив большие массы льдов, стал отыскивать подходящих «отстойных мест к зимовке». Таковым местом, по его мнению, могло служить устье реки Хараулаха в углу залива Борхая (71°28'), где было найдено пять старых якутских юрт. В дополнение к юртам Ласиниус распорядился построить ещё довольно вместительный барак длиною в 11 сажен, разгороженный на четыре отделения; барак отапливали три печи, отдельно была построена баня. «Только для крыши не успели набрать достаточно лесу и покрыли её дёрном; а печи, за неимением глины, были принуждены сделать из местной селитряной земли которая худо держала тепло и часто рассыпалась».
Вообще Ласиниус готовился провести зимовку с наивозможным в его условиях удобством. Рассчитывая, что кампания продолжится по меньшей мере ещё два года, и не особенно надеясь на поступление свежей провизии, Ласиниус значительно сократил паёк. Первой жертвой этой излишней предусмотрительности сделался он сам. С наступлением полярной ночи и жестоких морозов начались заболевания цынгой, принявшие вскоре повальный характер. Если бы Ласиниус при первых признаках жестокой болезни улучшил для всех питание, а также заставлял команду находиться больше в движении и занялся охотой, вряд ли бы его отряд постиг такой печальный конец.
Но в то непросвещённое время мало понимали, что такое цынга, и какие необходимо соблюдать гигиенические меры, чтобы её избежать, не понимали также и значения свежего воздуха, чистой воды, опрятных помещений и белья. Вдобавок и пища была крайне однообразна и часто недоброкачественна — преимущественно солонина и сухари. Вот чем объясняется, что во все продолжение Великой Северной экспедиции так часто посещали зимовщиков и плавающих на судах тифы в разных формах и цынга. По числу жертв партия Ласиниуса из всех партий Северной экспедиции заняла первое место.
19 декабря экономного начальника не стало, следом за ним умерли поручик Полубородов, геодезист Баскаков, подлекарь, ученик Глазов и один за другим 31 человек команды. Смертность в течение такого короткого промежутка времени колоссальная! Оставшиеся в живых подштурман Ртищев, иеромонах и 7 матросов с первыми лучами весеннего солнца отправились в Якутск[25]. Так закончилась первая попытка описать сибирский берег к востоку от Лены.
Весною следующего года экспедиция, однако, продолжалась; вновь сформированный отряд отправился из Якутска в путь, под начальством находившегося до сего времени не у дел (разумеется, полярных) лейтенанта Дмитрия Лаптева[26]. С ним находились его помощники — лейтенант Плаутинг и подштурман Щербинин. Попытка Дмитрия Лаптева проскочить на восток, для чего необходимо было обогнуть мыс Борхая и Святой Нос, также была неудачна. Повстречав великие непроходимые льды, загородившие стеной путь, от которых с трудом приходилось отталкиваться, непрестанно пребывая при этом «в великом страхе», Лаптев 14 августа созвал совет, на котором решено было возвратиться.
Мало этого, на «консилиуме» было также вынесено следующее решительное постановление: «И на предбудущий год на море не выходить, понеже к проходу до реки Колымы и до Камчатки, по всем обстоятельствам, ныне и впредь нет никакой надежды». Зимовали на Лене под 70° 40' в пяти сооружённых юртах. И в эту зимовку наши моряки не избегли грозной цынги, все они поголовно переболели, но смертный случай был один, что, по объяснению Лаптева, нужно было приписать какому-то «кедровому стланцу», коим он лечил больных и образчики которого даже представил в Адмиралтейств-коллегию.
По окончании зимовки Дм. Лаптев лично отправился в Петербург, чтобы доложить о невозможности выполнить порученное ему задание. Однако в Петербурге хотя и отнеслись к Лаптеву со вниманием и «удостаивали особенной доверенности», называя его моряком «добросовестным», «искусным», знающим тамошние места, и обнадёживали различными милостями «за совершенное окончание», но все же потребовали, чтобы он ещё раз сделал попытку осуществить плавание на восток через Ледовитый океан; в отношении же инструкций ему заявили, что ему даётся полная власть, и руки у него не связываются». Дмитрию Лаптеву ничего не оставалось, как вторично принять на себя командование экспедицией и приступить к деятельной подготовке её.
Для предварительных описных работ, ранней весной 1739 года на собаках, в сопровождении «бывалых людей», был командирован из Якутска на реку Яну матрос Лошкин. Ему надлежало заняться описью берегов от устья Яны по направлению к Святому носу и затем следовать обратно до устья Лены. Вслед за Лошкиным на реку Индигирку «для описи её по всему протяжению от вершины до устья» был послан геодезист Киндяков. На худой конец, в случае, если морскую экспедицию снова постигнет неудача, Дмитрий Лаптев намеревался, построив на Индигирке суда, следовать к Колыме.
В свой новый поход Дмитрий Лаптев, в сопровождении штурмана Щербинина, отправился из Якутска вниз по Лене, лишь только вскрылась река. Всего в экспедиции участвовало 60 человек.
