Янвиллем де Ветеринг - Япония. Год в дзен-буддийском монастыре
«Что теперь? — подумал я, ибо от ее прикосновения во мне забурлила кровь. — Должен ли я с ней заговорить? Стоит ли попросить ее сойти на следующей станции? Мы снимем номер в гостинице, у меня есть деньги. А в Кобэ я поеду вечером. Консул подождет».
Но мое возбуждение прервало сосредоточение, женщина высвободилась и чуть отодвинулась. Я глянул на нее и заметил в ее глазах испуг. Но тут случилась остановка, и она вышла. Мою кожу под нейлоновой рубашкой покалывало, по лицу струился пот. «Не за черную магию превозносят дзен, — подумал я. — Масса проблем и напрасная трата энергии. Ну, пошла бы она со мной, а что дальше? Приключение, шаг в никуда? Воспоминание, которое будет мешать медитации в будущем? Джеральд говорил, не надо стесняться. Может, он упражняется в поездах?» Позже я спросил его об этом, но он притворился, будто не понял, о чем я.
Я не стал рассказывать о случившемся наставнику. Результат эксперимента мне и так ясен, могу обойтись и без его сарказма. Давно известно, что тот, кто тренирует силу воли, может влиять на других ничего не говоря, не делая ничего заметного. Монахи рассказывали мне, что в Японии живут колдуньи, которые за определенную плату могут заговорить твоего конкурента в бизнесе или соперника в любви, и тот сломает ногу или простудится, — все зависит от цены и квалификации.
— Но следует быть очень осторожным, — говорили монахи, — сила, созданная колдуньей, не исчезает и в конце концов оборачивается против вызвавшего ее человека. Колдуньи наказывают самих себя, и их клиенты тоже дорого расплачиваются.
Я успокоил себя тем, что не замышлял ничего злого, разве что немного сексуального удовольствия и совместной близости с оргазмом — и никакого вреда.
В Кобэ я стоял перед бесцветным монолитным зданием, восхищаясь голландским львом, который рычал и огрызался на цветном позолоченном гербе над входом. Где-то в этом здании за широким столом сидит представитель моей родины. Маленькая черная книжечка в моем кармане — пропуск в этот клуб. Вряд ли они сделают что-нибудь для меня, разве что попросят заплатить за штемпель (так сказано в маленькой черной книжке). Не следует ничего ждать. Мне не на что надеяться, только на право считаться гражданином общей с ними страны. Так оно и вышло. Правда, кое-что они все-таки сделали. Меня угостили чашкой хорошего кофе и голландской сигарой. Еще позволили сесть в большое кожаное кресло.
— Вы живете в буддийском монастыре, — сказал консул. — Мы слышали о вас. Тут один человек в Кобэ просит, чтобы вас ему представили. Если вы не против, я ему позвоню.
Я согласился. Мне нечем было заняться, и, хотя монастырские ворота закрываются в девять вечера, я знал, как, повернув тайный рычажок, войти с черного хода. Старший монах пообещал мне не закрывать черный ход на ночь. Я мог не возвращаться хоть до трех часов утра.
Консул позвонил, и минут через десять явился господин по имени Лео Маркс и горячо меня поприветствовал. Поблагодарив слугу народа за содействие, он пригласил меня на ланч. В его «крайслере», очень большом, черного цвета, совсем новом, по крайней мере поддерживаемом в хорошем состоянии, у меня появилась возможность изучить его. Высокого роста, слегка за сорок. Седина на висках. Явный гомосексуалист. Насчет последнего я был уверен, хотя никаких доказательств не имел. Многие мужчины носят галстуки розового цвета, а легкий запах духов вполне мог оказаться запахом лосьона для бритья.
— Полагаю, вы не хотите японской еды, — сказал он, — ее вам хватает в монастыре. Что бы вы заказали?
«Крайслер» выглядел достаточно дорогим, так что моя скромность была здесь неуместной.
— Настоящий черепаховый суп, — сказал я, — а в нем немного шерри, большую порцию пережаренного бифштекса с салатом и для полноты картины что-нибудь со взбитыми сливками. И кофе. И сигару.
— Прекрасно, когда человек знает, что ему нужно, — сказал господин Маркс и с некоторым затруднением припарковал автомобиль. — Слишком большая машина, но мне она необходима. Я работаю в крупной компании. Мы продаем корабли и заводы, но иногда занимаемся и дорогими произведениями искусства. В нашей игре важно произвести впечатление. Машина солидная, я потратил на нее кучу денег.
Как я узнал впоследствии, несмотря на все окружавшее его великолепие Лео был человеком скромным и обаятельным. За столиком в японском ресторане, где западный стиль был передан настолько идеально, что превосходил использованный образец, он рассказал мне о своем увлечении дзен-буддизмом и японским искусством. Несколько лет назад он начал собирать японские гравюры. Оказалось, что все, что он считал в своей коллекции лучшим, было вдохновлено дзеном, и он начал его изучать. Он жил в Японии уже давно и практически свободно говорил по-японски. Иногда он посещал дзенских священников, но еще ни разу не рискнул встретиться с дзенским наставником.
— В этом случае я зайду слишком далеко, — сказал он, когда мы познакомились поближе. — Не хочу подвергать себя опасности. Изучение коанов кажется мне сущим адом. Не то чтобы я не мог расстаться со своей собственностью, с образом жизни или с возникающим у других впечатлением о моем богатстве, просто мне не хочется расставаться с представлением о том, кем я являюсь. Мне кажется, что человек, который решил коан, совершает самоубийство. Не посылая себе пулю в череп, не вспарывая живот — так можно разрушить разве что тело. Все мы думаем, что после смерти будем жить в некоем духовном теле. Христианин попадет в рай, буддист начнет новую жизнь. Даже атеист не верит в то, что будет полностью уничтожен, у него не хватает смелости помыслить о себе абсолютный негатив.
— А медитация? — спросил я. — Вы когда-нибудь думали о медитации? Пробовали?
— Разумеется. Пробовал, но не смог скрестить правильно ноги. Да и зачем мне скрещивать ноги? Я западный человек, обучаясь, я должен находить альтернативы.
— Например? — спросил я, но он не ответил.
Я не настаивал. Хороший буддист, согласно прочитанным мною книгам, не является миссионером, напротив, он терпимо относится к чужим мыслям, решениям, образу жизни. Терпимость приводит к дружбе. Дружба всегда побеждает. Никаких буддийских войн не было.
Лео Маркс стал моим прибежищем в Японии. Когда заканчивался сэссин и монастырский режим на некоторое время смягчался, мне иногда позволяли съездить на уик-энд в Кобэ. И тогда «крайслер» с безупречным водителем за рулем встречал меня на вокзале и привозил в дом Лео, где я мог делать все, что хотел. Я читал, сидя на балконе, глядел на море, тонул в глубоком, с отличной обивкой тростниковом кресле, клал ноги на решетку балкона, курил сигару, смотрел, как на закате выходят в море рыбацкие лодки, поглощал большие порции голландских яств и пил женевер. Его оплачиваемые японские приятели, изящные в своих кимоно, меня не отвлекали. Лео никогда не представлял их мне, и я улыбался, когда случалось встретиться с ними в большом трехэтажном особняке. Я набрал книжек из его библиотеки и впервые прочел ван Гулика, голландского посла и китаеведа, который сочинял детективные истории о Китае и знаменитом судье Ди. Ди мыслит строго по-конфуциански, твердо верит в мораль, но, когда сталкивается с буддийскими или даосскими учителями, которые подшучивают над ним, относится к ним с уважением, поскольку Ди, неподкупная и честная личность, способен осознать глубину их учений.
