Жюль Верн - Дунайский лоцман
— Говорят, что у него прекрасные голубые глаза, и ему не приходится, как вам, носить очки. Впрочем, тогда как вы яркий брюнет и тщательно бреетесь, он ходит с бородой, как утверждают, с белокурой. Насчет этого последнего пункта, кажется, свидетельства не очень достоверны.
— Конечно, это является определенным указанием, — заметил Илиа Бруш, — но малоубедительным. Блондинов много, и нельзя всех подозревать в преступлениях.
— Знают и другое. Прежде всего, говорят, что этот атаман — болгарин… как и вы, господин Бруш!
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Илиа Бруш равнодушно.
— По вашему акценту, — объяснил Карл Драгош с невинным видом, — я заключаю о вашем болгарском происхождении… Но, быть может, я ошибаюсь?
— Вы не ошибаетесь, — подтвердил Илиа Бруш после краткого колебания.
— Значит, этот атаман — ваш соотечественник. В народе его, имя даже переходит из уст в уста.
— Даже!.. Так его знают?
— Разумеется, но это совсем не официально.
— Официально или полуофициально, но каково же имя этой подозрительной личности?
— Правильно или нет, но прибрежные жители относят злодеяния, от которых им столько приходится страдать, на счет некоего Ладко.
— Ладко!.. — повторил Илиа Бруш и, не сдержав волнения, перестал грести.
— Ладко, — удостоверил Карл Драгош, наблюдая за собеседником уголком глаза.
Но тот уже овладел собой.
— Это странно, — сказал он просто, в то время как весло снова заработало в его руках.
— Что же здесь странного? — настаивал Карл Драгош. — Вы знаете этого Ладко?
— Я? — возразил рыболов. — Откуда мне знать? И ведь Ладко — не болгарская фамилия. Вот что я вижу здесь странного.
Карл Драгош не стал продолжать разговора, он мог сделаться опасным, результаты его уже удовлетворили сыщика. Заметное удивление рыболова, когда он услышал описание наружности преступника, некоторое смущение, когда была названа предполагаемая национальность, явное волнение, когда он услышал имя, — всего этого нельзя было отрицать, и это усиливало первоначальные подозрения, хотя и не являлось, конечно, решительным доказательством.
Как и обещал Илиа Бруш, еще не подошло к двум часам пополудни, когда баржа прибыла в Грон. Метров за пятьдесят до ближайших домов рыболов причалил к левому, почти безлюдному берегу, чтобы его не донимали любопытные, как он объяснил, и попросил господина Иегера одного переправиться на ту сторону, где и расположен город. Пассажир согласился охотно, взявшись за весла.
Поставив баржу на якорь, он выпрыгнул на набережную в поисках своих людей.
Он не сделал и двадцати шагов, как столкнулся с Фридрихом Ульманом. Между двумя полицейскими произошел быстрый разговор.
— Все идет хорошо?
— Да.
— Нужно замыкать круг, Ульман. Отныне посты наших людей ставь через километр один от другого.
— Значит, становится горячо?
— Да.
— Тем лучше.
— На завтра задача — не терять меня из виду. Я предполагаю ускорить дело.
— Понятно.
— И чтоб у меня не спали! Ухо востро! Спешить!
— Рассчитывайте на меня.
— Если что-нибудь узнаешь, сигнал с берега.
— Условлено.
Собеседники разошлись, и Карл Драгош вернулся на суденышко, поел в одиночестве — рыболов и в самом деле, видимо, отправился на свою родину.
Если бы отдых Драгоша не смущало прежнее беспокойство, то его нарушил бы в эту ночь оглушительный шум стихий. В полночь с востока пришла гроза и усиливалась с часу на час, дождь хлестал свирепо.
Илиа Бруш вернулся на баржу около пяти утра, с неба лило потоками, и ветер яростно дул как раз против течения. Но рыболов отплыл не колеблясь, выбрался на середину реки и возобновил привычную греблю. Нужна была подлинная смелость, чтобы приняться за работу при такой погоде.
Баржа, несмотря на помощь течения, с трудом продвигалась против бешеного ветра, и после четырех часов усиленной гребли удалось пройти только двенадцать километров от Грона до притока Ипель.
Гроза удвоила ярость, положение сделалось несколько опасным. Если Дунай и нельзя сравнить с морем, он все же достаточно широк, чтобы на нем при сильном ветре могли возникать большие волны. Так случилось и теперь. Сила бури заставила Илиа Бруша искать убежища у левого берега.
Рыболов не успел.
Его отделяло от земли примерно пятьдесят метров, когда произошло редкое и ужасное явление природы. Деревья с берега внезапно рухнули в Дунай, словно начисто срезанные гигантской косой. А вода, поднятая неизмеримой мощью, набросилась на берег и отхлынула от него огромной волной, подхватившей и закружившей баржу.
Смерч присосался к поверхности реки с неотразимой силой.
Илиа Бруш понял опасность. Энергичным ударом весла повернув лодку, он направил ее к противоположному берегу. Этому маневру рыболов и пассажир оказались обязанными спасением.
Подхваченная смерчем, продолжавшим свой яростный бег, баржа, по крайней мере, улизнула от поднимавшейся перед нею водяной горы. Поэтому суденышко не затопило, что стало бы неизбежным без маневра смелого и находчивого Илиа Бруша. Увлекаемая наружным краем воздушного водоворота, баржа помчалась по дуге большого радиуса.
В несколько секунд смерч пронесся мимо, и волны с ревом покатились вниз по реке, а сопротивление воды понемногу уменьшало скорость суденышка.
К несчастью, прежде чем эта скорость стала обычной, неожиданно возникла новая опасность. Прямо перед лодкой, рассекавшей воду со скоростью экспресса, рыболов заметил одно из вырванных деревьев, оно плыло по течению вверх корнями.
Лодка, налетев на корни, могла опрокинуться или по меньшей мере получить серьезные повреждения. Илиа Бруш непроизвольно вскрикнул от ужаса.
Но и Карл Драгош также увидел опасность и понял ее неизбежность. Не колеблясь, он устремился к носу лодки, схватил руками корни, торчащие из воды, силясь избежать столкновения.
Это удалось. Баржа, отклонившись в сторону, пролетела, как стрела, лишь слегка задев сначала за корни, потом за верхушку ствола. Мгновение спустя она должна была оставить позади дерево, увлекаемое потоком; но в это время одна из последних ветвей ударила Карла Драгоша прямо в грудь. Потеряв равновесие, он перелетел через борт и исчез в воде.
За его падением последовало другое, на этот раз добровольное. Илиа Бруш без колебаний бросился на помощь.
Нелегко было рассмотреть что-либо в грязной жиже. Целую минуту потратил Илиа Бруш напрасно и уже начал отчаиваться в спасении господина Иегера, когда наткнулся на беднягу под водой.
