Андрей Троицкий - По Америке с русской красавицей

– Вот это правильно, – расцвела в улыбке Рита. – Законы защищают женщин. Когда только в России до этого додумаются…

– Не совсем так. Может случиться противоположная ситуация. Жена много зарабатывала, а супруг не работал, сидел дома. После развода его финансовое положение пошатнется. И здесь суд может принять сторону мужчины, алименты достанутся ему. Другими словами: тот, кто меньше зарабатывает, имеет право на алименты.

– И как долго платить алименты жене или мужу?

– Обычно от трех до семи лет. Срок определяет суд. Впрочем, каждый из супругов может отказаться от алиментов. Если есть дети, родители перед разводом проходят классы, где учат, как обращаться с детьми после развода. Родителям объясняют, что права ребенка превыше всего. Чтобы при нем не было скандалов, ссор, а ребенок имел равный доступ к обеим родителям. Развод может стать трагедией для родителей, но не должен стать трагедией для ребенка.

– Лихо, – подвела итог Рита. – Алименты мужчинам. А ваша личная жизнь как сложилась? Гладко, без разводов?

– Я приехал в Америку вместе с женой почти двадцать лет назад. Учился, получил адвокатскую степень. Защищал тех, у кого нет денег, чтобы нанять приличного адвоката. В основном черных парней, – лучшей работы не нашлось. Платили немного, и дел выше крыши. Я ложился около полуночи, вставал в пять и целыми днями торчал в пыльной конторе в здании городского суда, похожей на мышиную нору. Жена подолгу оставалась одна, ей было скучно… Когда женщина скучает, особенно женщина привлекательная, в голову приходят дурацкие мысли. И нередко появляется кто-то третий… Короче, мы подали на развод, я собрал вещи и снял небольшую квартирку в бедном районе. К тому времени мы купили в рассрочку дом и выплачивали за него в течении семи лет. Недвижимость пришлось делить. Был общий счет в банке, машина.

– Мне очень жаль, – сказала Рита.

– Мне тоже. Кстати, моим конкурентом оказался адвокат, американец, который специализировался на бракоразводных делах. Он помогал моей бывшей жене с разводом, представлял ее интересы в суде. Он отсудил у меня все или почти все. Да, теперь он живет в моем доме, смотрит мой телевизор и спит на моей кровати. С моей бывшей женой.

– Ужас, – Рита вытаращила глаза.

– Утешаюсь тем, что у бывшей жены сварливый тяжелый характер. И моему сопернику не завидую. Теперь у меня другая семья, другой дом, ребенок в школу ходит. Я открыл свою контору в русском квартале. Берусь за дела о банкротстве, уголовные дела, не самые серьезные. Бизнес идет неплохо. Мы с женой отдыхам в Европе, ездим по миру. Весело проводим время.

Я посмотрел в зеркальце заднего вида. Глаза Павла, когда он говорил об успехах в делах, оставались темными и печальными.

Проверки на дорогах

На хайвее я превысил скорость и с опозданием заметил полицейскую машину, мчавшуюся следом. Мой преследователь включил и выключил сирену и маячки на крыше. Я сбросил скорость и перестроился в средний ряд. Полицейский пугнул меня, но останавливать не стал, выключил сирену и маячки, затем выключил, и куда-то пропал.

Выдержки хватило на полчаса. Стрелка спидометра подползла к отметке восемьдесят пять миль, при разрешенных семидесяти. И тут на хвосте повис другой полицейский, этот был настроен серьезнее, – поравнялся со мной и дал сигнал остановиться.

Я съехал на обочину, опустил стекло, положил руки на руль и замер, наблюдая в зеркальце, как сзади останавливается «Форд куин», с голубой полосой на кузове. Машина большая и мощная, способная нагнать и столкнуть с дороги любого нарушителя. Полицейский не спешил выходить, он возился с компьютером, проверяя по базе данных, не числится ли машина в угоне.

Наконец он вылезает и медленно бредет к нам, это высокий белый мужчина лет сорока пяти, в рубашке цвета топленого молока с нашивками на груди, шевроном местной полиции на рукаве, бежевые брюки наглажены, на фуражке ослепительно сверкает кокарда. Полицейский неплохо экипирован: на ремне восемнадцати зарядный автоматический «глок», две пары наручников и коротковолновая рация. Как правило, под брюками на щиколотке ноги кобура с короткоствольным револьвером. Вдобавок в машине ждут подходящего случая винтовка и дробовик.

– Здравствуйте, сэр, – полицейский не называет своего имени и не объясняет причину, по которой остановил машину, – по закону в этом нет необходимости.

Он сдвигает фуражку на затылок, наклоняется, внимательно осматривает салон. Бросает взгляд на Риту, притихшую на заднем сидении. Лицо полицейского, когда он смотрит на красивую женщину, сохранят бесстрастное выражение. Он ищет глазами оружие, пакет с травкой. На худой конец открытую банку пива или бутылку виски, – тогда не миновать штрафа, скажем, в тысячу долларов, да еще с правами на год попрощаешься.

В закрытой бутылке ничего противозаконного нет. Вообще сумму штрафа за то или иное правонарушение на дороге устанавливают местные власти. Даже не власти штата, а города или района. По моим наблюдениям, чем меньше город, тем выше штраф. За небольшое превышение скорости в разных местах страны вы можете заплатить восемьдесят долларов, а можете и три сотни.

– Здравствуйте, сэр, – отвечаю я.

Полицейский принюхивается, может быть, надеется уловить запах спиртного.

– Попрошу ваши права и документы на машину.

Я медленно, очень медленно наклоняюсь, открываю ящик для перчаток и достаю бумаги. Полицейский продолжает принюхиваться, – что-то ему не нравится. Мысленно я проклинаю себя за то, что вчера переусердствовал с коктейлями в баре гостиницы, лег спать в два ночи, встал с тяжелой головой, а утром не купил жвачки.

– Что случилось, офицер? – спрашиваю я и передаю бумаги, стараясь дышать в сторону.

– Вы превысили скорость, сэр.

Я молчу. Здесь непринято спорить с представителями власти. Если водитель решил разжалобить полицейского, сообщив, например, что превысил скорость, потому что любимая теща попала в больницу в тяжелом состоянии, пришлось поспешить, чтобы сказать ей последнее прости, – можно будет надеяться на сочувствие. Весьма возможно, полицейский ответит, я, мол, и сам трепетно и нежно люблю тещу и переживаю, когда та болеет. По-человечески он на вашей стороне, он полон сочувствия и понимания, – но ничем не может помочь, штраф в любом случае придется заплатить.

Радар, которым пользуется офицер, связан с полицейским участком. В ту же секунду, когда прибор определил скорость машины, данные автоматически были занесены в память полицейского сервера. А дальше – вопрос техники, а не человека. Поэтому взывать к жалости, – все равно что разговаривать со столбом.