Жюль Верн - Дунайский лоцман
Драма обещала превратиться в водевиль, и Карлу Драгошу это отнюдь не нравилось, выглядеть смешным он не любил. Однако дело есть дело, важен результат и совсем несущественно, благодаря каким обстоятельствам он достигнут.
И совсем нелогично отбрасывать факты лишь на том основании, что они кажутся ненормальными, неправдоподобными, нелепыми, водевильными.
Под властью этих забот Карл Драгош после ночи, проведенной в поле, завел разговор о том, чего до сих пор не касался.
— Доброе утро, господин Бруш,— сказал он, выходя утром из каюты, где подготовил план атаки.
— Доброе утро, господин Иегер,— ответил рыболов, он, как всегда, энергично греб.
— Вы хорошо спали, господин Бруш?
— Превосходно. А вы, господин Иегер?
— Гм… Гм… Так себе.
— Неужели? — сказал Илиа Бруш.— Почему же вы не сказали мне, если плохо себя чувствовали?
— Я совершенно здоров, господин Бруш,— возразил Иегер.— Но, тем не менее, ночь показалась мне чересчур длинной. Я совсем не огорчился, признаюсь, когда она кончилась.
— Потому что?…
— Потому что я немного побаивался, в чем хочу теперь признаться.
— Побаивались? — повторил Илиа Бруш тоном самого чистосердечного изумления.
— Это уже не в первый раз я боялся,— объяснил господин Иегер.— Мне всегда было не по себе, когда вам приходила фантазия ночевать вдали от города или деревни.
— Ба! — сказал Илиа Бруш удивленно.— Нужно было сказать, и я бы устраивался по-другому.
— Вы забываете, что я обязался предоставить вам полную свободу действий. Обещанное я привык выполнять, господин Бруш. Это не мешает мне по временам беспокоиться. Что поделаешь? Я горожанин, и на меня действуют и тишина, и пустынная природа.
— Дело привычки, господин Иегер,— весело ответил Илиа Бруш.— Вы к этому тоже приспособитесь, когда мы подольше попутешествуем; на самом-то деле куда меньше опасностей в чистом поле, чем на улицах большого города, где бродят убийцы и грабители.
— Вероятно, вы правы, господин Бруш, но впечатлениями не распоряжаешься. Тем более что мои страхи не совсем безрассудны в данном случае, ведь мы пересекаем область, пользующуюся особенно дурной славой.
— Дурной славой? — удивился Илиа Бруш.— Откуда вы это взяли, господин Иегер? Я здесь живу, ваш покорный слуга, и никогда не слышал, что у этой местности дурная слава!
Теперь была очередь господина Иегера выразить живейшее недоумение.
— Вы серьезно говорите, господин Бруш? — спросил он.— Тогда вы единственный человек, которому неведомо то, что знают все от Баварии до Румынии.
— А что же именно? — спросил Илиа Бруш.
— Черт возьми! Что банда неуловимых злодеев регулярно опустошает берега Дуная от Пресбурга и до устья!
— Впервые слышу об этом,— заявил Илиа Бруш с чистосердечным видом.
— Невозможно! — поразился господин Иегер.— Да ведь по всей реке ни о чем другом не говорят.
— Новости появляются каждый день,— спокойно заметил Илиа Бруш.— И давно начались эти грабежи?
— Уже около полутора лет,— отвечал господин Иегер.— И если бы речь шла только о грабежах!… Но негодяи не ограничиваются грабежами. Если им понадобится, они убивают. За эти восемнадцать месяцев погибли по меньшей мере десять человек, виновники остались неизвестными. Как раз последний такой случай произошел менее чем в пятидесяти километрах отсюда.
— Теперь я понимаю ваше беспокойство,— сказал Илиа Бруш.— Может быть, и я давно разделял бы его, будь я лучше осведомлен. Впредь мы станем швартоваться по вечерам как можно ближе к какой-либо деревне или городу, начиная с сегодняшнего ночлега, его мы устроим в Гроне.
— О,— одобрил господин Иегер,— там мы будем спокойны. Грон — значительный город.
— Я буду очень доволен, продолжал Илиа Бруш,— что вы будете чувствовать себя там в безопасности; я ведь намерен покинуть вас в следующую ночь.
— Вы будете отсутствовать?
— Да, господин Иегер, но всего несколько часов. Из Грона, где я надеюсь быть довольно рано, я хочу съездить в Сальку, она оттуда недалеко. Я ведь там живу, как вы знаете. Я, впрочем, вернусь еще до рассвета, и ваше отправление завтра утром не задержится.
— Будь по-вашему, господин Бруш,— согласился господин Иегер.— Я понимаю, что вам хочется побывать у себя, а в Гроне, повторяю, мне нечего бояться.
На полчаса разговор прекратился. Затем Карл Драгош начал снова.
— Очень любопытно,— сказал он,— что вы никогда не слыхали разговоров об этих дунайских злодеях. Это тем удивительнее, поскольку этим делом особенно усердно занялись за несколько дней до рыболовного конкурса в Зигмарингене.
— В связи с чем? — спросил Илиа Бруш.
— Была создана специальная полицейская бригада под командованием очень искусного, как утверждают, начальника, некоего Карла Драгоша, сыщика из Будапешта.
— Ему хватит работы,— заметил Илиа Бруш, на него это имя, по-видимому, не произвело никакого впечатления.— Дунай велик, и очень трудно разыскивать тех, о ком ничего не известно.
— Вы ошибаетесь,— возразил господин Иегер.— Полиция утверждает, будто ей кое-что известно. Совокупность свидетельств дает прежде всего почти полную уверенность насчет атамана шайки.
— И каков же этот субъект? — спросил Илиа Бруш.
— Вообще-то говоря, это человек, внешне похожий на вас…
— Очень благодарен,— смеясь перебил Илиа Бруш.
— Да,— продолжал господин Иегер,— он примерно вашего роста и вашего телосложения, но в остальном как будто никакого сходства.
— Ну, это еще хорошо,— вздохнул Илиа Бруш с облегчением, оно могло показаться нарочитым.
— Говорят, что у него прекрасные голубые глаза, и ему не приходится, как вам, носить очки. Впрочем, тогда как вы яркий брюнет и тщательно бреетесь, он ходит с бородой, как утверждают, с белокурой. Насчет этого последнего пункта, кажется, свидетельства не очень достоверны.
— Конечно, это является определенным указанием,— заметил Илиа Бруш,— но малоубедительным. Блондинов много, и нельзя всех подозревать в преступлениях.
— Знают и другое. Прежде всего, говорят, что этот атаман — болгарин… как и вы, господин Бруш!
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Илиа Бруш равнодушно.
— По вашему акценту,— объяснил Карл Драгош с невинным видом,— я заключаю о вашем болгарском происхождении… Но, быть может, я ошибаюсь?
— Вы не ошибаетесь,— подтвердил Илиа Бруш после краткого колебания.
— Значит, этот атаман — ваш соотечественник. В народе его, имя даже переходит из уст в уста.
— Даже!… Так его знают?
— Разумеется, но это совсем не официально.