Иржи Ганзелка - Африка грёз и действительности (Том 1, все фотографии)
Триполи, хотя и поврежденный военными действиями, поразил нас после сотен километров пустыни, как фата-моргана. Современные широкие улицы, окаймленные великолепными зданиями, стильные фасады домов, отражение изящных пальм в блестящем асфальте набережных. Улицы обрамлены белыми, розовыми и красными олеандрами. Стройные обелиски с символическим изображением римской волчицы, вскормившей Ромула и Рема. Резиденция вице-короля могла бы украсить любую европейскую столицу. Современные кварталы города выросли перед стенами старой турецкой крепости на гектарах земли, отвоеванных у песчаных дюн. Всего го лет назад здесь стояли шатры, в которых арабы-кочевники продавали верблюжатину и овечью шерсть, как они это делают до сих пор в отдаленном Сук-эль-Дмемаа.
В старом Триполи, разумеется, ничего не изменилось. За стенами турецкой крепости и поныне сутулятся приземистые лачуги, обитатели которых прозябают в нищете, грязи и невежестве, как и 20 лет назад. Большие надписи «Out of bounds» запрещают солдатам английских оккупационных войск заходить сюда, так как военное командование считает арабские улички недостаточно чистыми и надежными.
Современные кварталы Триполи принадлежат, как и раньше, тем, кто пользуется властью в колонии, кому удалось прибрать к своим рукам руководство колонией и прибыльной торговлей.
Бегство с перенаселенного полуострова
Мы разговаривали с представителями старшего поколения переселенцев, которые пришли в Ливию задолго до того, как в Италии установился фашистский режим.
Старый грек, который прожил в Ливии более четверти столетия, с улыбкой, выражавшей одновременно презрение и жалость, рассказал нам о черных рубашках, знаменах, барабанах «балиллы» и «passo romano»,[12] об инсценировке трогательных встреч Муссолини с арабским населением на теперешней Пьяцца д'Италиа; о фарсе, который был разыгран почти на том же месте, где несколько лет назад публично, десятками, казнили лучших сыновей Ливии за то, что они с оружием в руках защищали свою страну от вторжения захватчиков.
Молодые итальянцы, родившиеся в новой колонии, являют собой пример полного смятения мыслей. Они ненавидят немцев, так как вместе с ними проиграли войну и потеряли свою родину — африканскую колонию, ненавидят и англичан, которые оккупировали «их» Ливию, ненавидят и арабов, которые снова начинают предъявлять свои права. Эти итальянцы, воспитанные «балиллой», не понимают, что захватническая война была не несчастной случайностью, а последним проявлением империалистических устремлений.
Мы собственными глазами видели результаты труда тех итальянцев, которых голод выгнал с перенаселенного полуострова. Ливия не сулила им ни быстрого обогащения, ни беззаботного приволья. В выжженной пустыне выросли стальные вышки с ветряками. Из стометровой глубины артезианских колодцев пошла вода. Вместо песчаных дюн на побережье раскинулись виноградники, рощи олив, финиковых пальм, апельсиновых и персиковых деревьев, огороды и насаждения земляного ореха. Выросли современные деревни, ставшие надеждой безработных Южной Италии.
Все эти оазисы были созданы руками простых людей в упорной борьбе с песками пустыни. Но они, разумеется, не принадлежали тем, кто их создал. Их прибрали к рукам земельные и ипотечные банки при помощи долгосрочных ссуд. Об интересах рабочих и мелких землевладельцев никто не заботился. Муссолини нуждался в Ливии в рабочих руках, которые должны были из ничего создать продовольственную базу для будущей агрессивной армии. Готовясь к будущим захватам, он не хотел ставить свои войска в зависимость от перевозок продовольствия по морю, на обоих концах которого находились крепости и флот Великобритании.
Прошло более десяти лет, прежде чем пустыня дала первые плоды. И тогда итальянский диктатор приступил к реализации последней стратегической задачи…
50 градусов в тени
До 1935 года между Касабланкой и Каиром не было сухопутной связи. В Мисурате, расположенной в нескольких десятках километров к востоку от Триполи, кончалось асфальтированное шоссе, и дальше на восток вела пыльная, запущенная дорога, по которой можно было проехать лишь с большим трудом, да и то в сухое время года. Вдоль залива Большой Сирт вообще не было никакого пути. При таких условиях в случае войны очень трудно было бы наладить снабжение армии военными материалами.
Именно эти соображения и были той движущей силой, которая заставила построить дорогу, основу для военных действий, менее, чем за два года.
В настоящее время от границ Туниса до Египта тянется широкая полоса асфальтированного шоссе общей протяженностью 1822 километра. Во время военных действий шоссе в некоторых местах было повреждено, но английские военные власти в Ливии не исправили ни одного метра дороги. После окончания строительных работ приморская автострада позволяла гоночным машинам развивать скорость до 300 километров в час. Повороты на этой трассе встречались редко.
Вся дорога сооружалась лихорадочными темпами. Строительство началось в Триполитании 15 октября 1935 года. Три месяца спустя приступили к работам в Киренаике. Надо было переместить миллионы кубических метров песка, укрепить зыбкое основание, доставить из далеких портов не только цемент и асфальт, но и рабочих, продовольствие, питьевую воду.
Работы велись при температуре 50 градусов по Цельсию в тени. Были вырыты десятки артезианских колодцев. Жилые бараки и рабочие столовые росли как грибы после дождя.
В период самых напряженных работ на строительстве было занято 12 тысяч рабочих. Итальянцы подсчитали, что здесь за неполных два года было отработано 4,5 миллиона десятичасовых рабочих дней. И вот в 1937 году все побережье Северной Африки от Касабланки до Александрии было связано шоссейной дорогой протяженностью шесть тысяч километров. Эта автострада через два года после ее постройки стала ареной бессмысленного уничтожения, для облегчения которого она, собственно, и была создана.
Итальянцы сумели использовать обширную, ровную, как стол, местность, простиравшуюся неподалеку от столицы Триполитании. Они построили здесь гоночную трассу с современными железобетонными трибунами на 16 тысяч зрителей.
Сейчас они зияют пустотой. Это спортивное ристалище, где когда-то кипели страсти, мы увидели впервые в ясную лунную ночь. Его хрупкий изящный фасад со спиралями входных лестниц, залитый лунным светом, производил такое же грустное впечатление, как и забытый амфитеатр в Эль-Джеме — остаток другой, более старой империи, былую славу которой напоминают лишь изображения на тунисских почтовых марках. Каменные трибуны Эль-Джема оглашались некогда шумом кровавых игр гладиаторов. Трибуны же триполийского гоночного стадиона привлекали к себе тысячи зрителей стальными «мерседесами» и «ауто-унионами», а также именами гонщиков Караччоллы, Ланга и Нуволяри.
