Туннель №12 - Олег Стаматин
Уже более спокойным, но не менее грозным голосом он продолжил:
— Не надо от меня бегать. Я и сам ведь ухожу, — толстяк в одно мгновение прибрал все свои вещи и, покачиваясь как холодец, направился к выходу. Когда он пропал из виду, Владимир облегченно выдохнул.
Тут поезд резко затормозил и остановился на взявшейся из ниоткуда крохотной станции, где выплюнул наружу одного единственного пассажира. Прежде чем исчезнуть в зеленой лесной пучине, недавний попутчик развернулся к поезду лицом, украшенным кривой улыбкой, и стал размахивать короткой рукой, прощаясь как бы с поездом, но все же больше с Захаровым.
В ту секунду Владимиру захотелось провалиться на месте от того, сколь ему вдруг стало противно и жутко.
«Хотел отдохнуть, а в итоге связался с каким-то ненормальным, который своими безумствами испортил мне всю поездку», — с досадой подумал человек и попытался развеять мысли, снова уткнувшись в оконное стекло.
Дважды его отвлекали от этого дела. В первый раз это была торговка газетами, а во второй — мороженщица, которая несла на груди огромный картонный короб и, едва ли не падая вместе с ним вперед, хамовато-пошлым возгласом увещевала пассажиров приобрести кусочек холодного сахара. Захаров, прежде думая, что соседи по вагону были понурыми из-за жары, удивился, заметив, что никто из них даже и не подумал купить мороженого.
Наконец Владимир заметил в окне, как поезд постепенно приближается к заветному двенадцатому туннелю, что человек так сильно желал увидеть своими глазами. Место, где начинался подземный ход, было несколько утоплено вглубь невысокого мыса поросшего жидким березняком. Сама арка была выложена из темного, местами черного, камня. Глубокие отметины на камне говорили о долгой, более чем столетней, истории этого участка железной дороги. Сейчас непроглядной, зияющей пустотой туннель вожделенно манил к себе одинокий состав.
Поезду понадобилось всего несколько десятков секунд, чтобы преодолеть оставшиеся метры и ворваться в холодную тьму подземелья. Пустота приняла новый объект с радушием. Пока поезд змеёй пробирался через длинную кишку туннеля, она ласково обволакивала его своими неизвестными призрачными ферментами. В вагоне тем временем включился тусклый грязно-желтый свет, который сделал и без того земляные уродливые лица пассажиров еще более невыносимыми и какими-то жутко непристойными.
От таких наблюдений в животе у Захарова проскользнуло непонятное холодное щекотливое чувство. Сердце тяжело заухало в груди, и все нутро в одну секунду съежилось, придавленное многотонной тяжестью, нависающей над подземным ходом земли. Теперь то ему стало по-настоящему страшно.
Прошла минута. Затем две. Время текло неравномерно. Иногда оно замедлялось, и в те секунды даже мысли становились сонливыми и глухими, будто доносились из соседней комнаты.
«Долго едем», — едва выдавил из себя тревожную мысль Владимир.
Он прислонился щекой к окну, желая заглянуть через стекло вперед поезда, но ничего, кроме локомотива, разрезающего темноту, и нескольких тусклых вагонов следом за ним, он так и не увидел. Света в конце туннеля там также не было видно.
Прошло еще несколько минут. Все они сопровождались долгим мучительным ожиданием момента, когда поезд окажется на поверхности. Но этого не произошло и через полчаса. Состав продолжал бесцельно грохотать внутри сумрачного каменного мешка.
Непонимающим взглядом Захаров скользил по лицам других обитателей вагона, надеясь отыскать в них такое же непонимание, какое сейчас рождалось внутри него. Однако каждый раз он натыкался на все те же бессмысленные осоловелые глаза, что бесполезно пялились в пустоту.
Тогда мужчина поймал взор ближайшего к нему попутчика, им оказалась вульгарно накрашенная старуха, и дрожащим голосом поинтересовался:
— И-и-извините, вы тоже это заметили? Кажется, так долго едем, а все в этом проклятом туннеле…
Женщина смотрела на Владимира с легким пренебрежением, а выслушав, цокнула языком и унизительно протянула.
— Когда кажется — креститься надо! Мы только в него въехали, — после этих слов она обернулась к сидящему рядом одутловатому старику, по всей видимости мужу, и громким шепотом произнесла:
— Сумасшедший или наркоман!
Вдалеке вагона кто-то начал смеяться, а старик одобрительно закивал головой.
Захаров, в ту минуту чуткий на влияния извне, обжегся этим невежеством и молча вернулся к своему месту. Хотя внешне он не подавал вида, но на душе у него все смешалось в единый кавардак, где иногда по отдельности, но чаще всего одновременно бушевали страх, паника и безумие.
В состоянии внутренней сосредоточенности человек провел следующий час. За это время поезд так и не покинул туннель, а затем встал и на ватных ногах пошел в голову железнодорожного состава. Вагоны, как один были похожи друг на друга и даже люди в них ничем особо не отличались. Все те же блаженные пустые лица кидали ему вслед брезгливый хохот и насмешливые взгляды. Наконец в первом вагоне мужчина обнаружил притаившуюся в углу костлявую проводницу и бросился к ней, желая добиться ответа на вопрос о том, почему поезд застрял в туннеле.
Но женщина молчала, испуганно хлопая большими телячьими глазами, пока Владимира не отцепило от неё множество жестких рук и не притащило на прежнее место в его родной вагон. Когда его вели, он брыкался и пытался вразумить людей, крича о произошедшем, но те смотрели на него, как на умалишенного и продолжали толкать вперед.
Через какое-то время, теперь его было сложно измерить, мужчина снова сидел и сосредоточенно о чем-то думал. Мысленно он проклинал недавнего соседа, который знал о том, куда направляется поезд, и, вероятно, был причастен к тому, что сейчас происходило с Захаровым. Жаль, что его в поезде не было, ведь иначе Владимир заставил бы его жестоко заплатить за содеянное.
Впоследствии он частенько мысленно переигрывал диалог с незнакомцем, воображая, как все могло сложиться иначе, но каждый раз выходил из транса во все том же вагоне, что вопреки здравому смыслу мчался в бесконечность.
Проходили недели и месяцы, но ничего так и не менялось. Порой ошалевший от безвыходности Владимир пытался силой выпытать у пассажиров хоть что-то, но все было бесполезно. Люди попросту не замечали ничего странного в происходящем и продолжали упорно молчать, обвиняя человека в сумасшествии.
Пару раз мужчина пытался разбить стекло и выпрыгнуть наружу, но каждый раз толпа гурьбой накидывалась на него и не давала сделать этого. Однажды он даже сцепился с одним из пассажиров и долго бил того, пока очевидцы не разняли их, а Владимира не привязали к сиденью. Каково было удивление мужчины, когда его спустя примерно день отвязали, а пассажир, ранее жестоко избитый, оказался жив-здоров и безо всяких следов побоя.
Многим позднее уже действительно тронувшийся рассудком человек
