Свен Андерс Хедин - В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах

Разговор со спутниками считается в России самым обычным делом, и если нет другого предлога для вступления в разговор, то всегда можно спросить соседа, куда он едет. Мои спутники большей частью направлялись в разные соседние города: Рязань, Пензу, Самару и др. и, получая в ответ на вопрос: куда еду я, — «в Пекин», немало изумлялись и часто даже, по-видимому, не вполне ясно представляли себе, где, собственно, находится такой город.

Бесконечные степи, пахотные поля, бородатые крестьяне в меховых шапках и длинных полушубках, белые церкви с зелеными маковками, избушки, ветряные мельницы, которые, по крайней мере в то время, не имели недостатка в ветре, — вот картины, представлявшиеся мне из окна вагона. Час за часом, день за днем те же самые картины, и только к востоку от Тамбова паровой конь понес нас через низкий лес, из которого кое-где высовывались макушки сосен.

Так проносились мы на восток через губернии Рязанскую, Тамбовскую, Пензенскую, Саратовскую и Симбирскую, пока наконец около Сызрани достигли величайшей европейской реки, через которую перекинут один из длиннейших мостов на свете, длиной в 1484 метра. Волга похожа здесь скорее на море, чем на реку; другой берег ее исчезает в тумане; мутные, темные волны ее катятся очень медленно под гигантскими пролетами железного моста. Река здесь так же безжизненна, как и область, по которой она протекает; виднеются только несколько яликов да стоящий на якоре колесный пароход.

А затем мы опять несемся по однообразной степи. На границе между Самарской и Оренбургской губернией знакомимся с юго-западными отрогами Урала; местность становится здесь более пересеченной, и железная дорога часто бежит по кривой линии между холмами. Вдоль больших пространств по железнодорожной линии воздвигнуты заборы, которые защищают полотно от заносов зимой. Чем дальше подвигаешься к востоку, тем пустыннее становится местность; лишь около станций увидишь людей да в степях редкий раз стада рогатого скота, овец и коз. Небо серое и хмурое, поля желтеют поблекшей травой. Такова сопредельная Азии область Европы.

По прошествии этих четырех суток прибыл я в главный город края и резиденцию губернатора Оренбург, расположенный близ впадения реки Сакмары в Урал. Город представляет мало интересного. Красивые церкви, из которых самая большая — Казанский собор, еще не совсем оконченный, и низенькие каменные домики, расположенные по бокам широких, но немощеных улиц, на которых можно утонуть в грязи. На окраинах же города можно любоваться чисто азиатскими картинами: там раскинули свои торговые палатки под открытым небом или в низеньких сараях татары и киргизы. В одном месте продают всевозможные тележки, телеги, брички и тарантасы, которые большей частью привозятся сюда из Уфы, в другом — сено, наваленное громадными копнами на сани, запряженные верблюдами, в третьем — лошадей, рогатый скот, овец, кур, гусей, индеек и другую живность. Из 66 000 жителей Оренбурга около 8000 мусульман. Большинство из них татары, остальные башкиры и киргизы. Главная татарская мечеть, воздвигнутая на средства одного богатого купца, очень красива.

Между магометанами заметно, кроме того, много купцов из Хивы и Бухары, торгующих хлопком, который вывозится из Средней Азии.

В Оренбурге стоит в военное время 18 казачьих полков, в мирное — 6; в каждом около 1000 человек. Службу казаки несут в мирное время по очереди, так что под ружьем всегда только 6 полков, сменяющихся каждые три года. Остальные 12 обрабатывают в свободный от службы срок свою землю, отведенную им от казны в вознаграждение за службу. От казны же полагается им огнестрельное оружие, а обмундировка и лошади у них свои. Несущие ныне службу очередные 6 полков расквартированы в Ташкенте, Новом Маргелане, Петро-Александровске, Киеве, Варшаве и Харькове. Оренбургское казачество представляет всегда значительную силу и численностью уступает лишь донскому и кубанскому. Уральское казачество состояло во время моего пребывания в России только из трех полков: один находился в Самарканде и два на австрийской границе. Казаки эти — народ зажиточный, так как им предоставлено исключительное право ловли рыбы в нижнем течении Урала, и они воздвигли повыше своего главного города Уральска запруды, чтобы помешать стерлядям идти к Оренбургу. Начальник казаков носит титул атамана. Атаманом оренбургских казаков был при мне генерал Ершов, губернатор Оренбурга.

Если я прибавлю еще, что Оренбург расположен на рубеже Азии, на самом крайнем восточном пункте огромной Европейской России, что в нем есть казармы, больница, богадельня, школы, гостиница, носящая характерное название «Европа», театр, где как раз при мне давали Тургенева и Ибсена, что в нем имеет свое пребывание губернатор, вице-губернатор и военный губернатор Тургайской области (между рекой Уралом и Аральским морем), — то, думаю, вот и все достопримечательное, что можно найти в этом городе. Климат здесь вполне континентальный; летом стоит удушливый зной, бездождье и пылища. Зимой температура падает часто до — 40°, холод этот бывает, однако, не особенно чувствителен, так как обыкновенно при этом нет ветра. Время от времени подымаются бураны, наметающие такие огромнейшие сугробы снега на улицах, что иногда по целым дням нельзя выйти из дому, — с уборкой снега здесь не так-то спешат. Зато санный путь стоит тогда превосходный; отличные черные лошади бойко мчатся по улицам, и санки под звон бубенчиков скользят по снегу с легкостью перышка. Весной и осенью погода очень непостоянна, выпадает много атмосферных осадков, и улицы превращаются в настоящие болота.

Расстояние от Петербурга до Оренбурга равняется, как сказано, 225 шведским милям; между Оренбургом и Ташкентом — 208 миль (1956 верст), и мне следовало сделать почти такой же путь в экипаже, какой я сделал по железной дороге в четверо суток: две тысячи километров в тарантасе, в ноябре месяце, по каменистым, размытым или занесенным снегом дорогам, через степные пустынные области! Я несколько побаивался такой дороги, почти равняющейся по расстоянию прямому пути от Нордкапа через Стокгольм и Мальме до Рюгена, пути от Стокгольма до Рима, от Берлина до Алжира или от Иерусалима до Хартума.

Можно, если угодно, ехать в почтовом экипаже, но тогда надо менять его на каждой станции, а так как этих станций 96, то можно представить себе, сколько потеряешь времени и трудов на перекладку багажа. Лучше всего поэтому в самом начале поездки купить собственный тарантас, устроиться в нем на все время пути как можно удобнее со всеми своими войлоками, коврами и тулупами — тарантас не имеет ни сиденья, ни рессор, — и тогда знай только меняй лошадей на станциях.