Павел Мариковский - В стране каменных курганов и наскальных рисунков
Мое объяснение чаще всего вызывает недоумение. У некоторых мое объяснение вызывает даже возмущение: «Как это так, что все цветы предназначены только для насекомых!»
В этом явлении заложена еще одна немаловажная особенность. Красота цветков воспринимается одинаково как человеком, так и насекомыми. Она — красота обща, едина, всеобща и без нее невозможно — скудеет наше существование. «Красота может спасти мир», — говорят многие, так как она пробуждает чувство возвышенности, благородия, чего-то особенного в душе, возвышающего над обыденностью сознания животных. Без красоты существом мира овладевают звериные инстинкты, жестокость, эгоизм, равнодушие к злу и добру.
Дорога через громадную Джусандалу тянется долго, прямая и будто проведенная по линейке. И вокруг ровный горизонт. Лишь справа синеет тонкая полоска Чуилийских гор, напоминая названием, что слева на юге течет река Чу, а вдали справа на севере — большая река пустыни — Или. Вскоре и полоска Чуилийских гор уходит назад, и впереди вновь ровный горизонт, оставленный громадным древним водным пространством. Наши машины резво преодолевают его, и, преодолевая скуку, начинаю вспоминать о том, как путешествовал по просторам Семиречья.
Демобилизовавшись на год позже окончания войны (меня задержали) и попав в Казахстан в Институт зоологии Академии наук республики, передо мной, натуралистом, встала проблема передвижения. Чем больше и чаще меняешь обстановку природы, тем богаче наблюдения за жизнью ее обитателей. А на какие способы передвижения можно было рассчитывать в тяжелые послевоенные годы? Конечно, можно было спокойно отсиживаться в лаборатории в ожидании кое-когда перепадавшей поездки на единственной институтской автомашине.
За булку хлеба на базаре выменял старый неисправный велосипед. У него даже не крутились колеса. Принес его домой, взвалив на спину. Восстановил. Со своим помощником лаборантом Мишей Оленченко, у него был велосипед, совершали путешествия по пустыням, часто с запасом еды, воды и со спальными мешками. Откуда брались силы и энтузиазм, особенно в жаркое лето? Тогда по грунтовым дорогам и просто по бездорожью, мне могут не поверить, мы добирались до озер Ащакуль, Сонкуль и Бийлюкуль вблизи города Джамбула. Тогда я взялся за изучение ядовитого паука каракурта и крупного паука страны южнорусского тарантула.
На следующий, 1947 год, купил американский мотоцикл с коляской «Харлей». И почувствовал на нем себя королем путешествий. Через года два-три появились наши первые легковушки «Москвич» и «Победа». И после мотоцикла, набившего на руках мозоли, уселся на легковушку. Она, сейчас трудно поверить, была без отопления, без сигналов поворотов, которые указывались рукой, протянутой в окно. Мощность ее мотора была всего лишь 24 силы. Иногда очень крутые подъемы приходилось брать, пятясь задом наперед. Но зато каким комфортом казалась езда в уютном кресле после тряского мотоцикла!
Вскоре «Москвич» перестал удовлетворять потребности путешествий. Он был очень мал для далеких путешествий. Пришла пора пересаживаться на более крупную машину «Победа». Но народ уже понял значение автотранспорта, и, чтобы ее купить, следовало выжидать двухгодичную очередь, спекулянты же за нее требовали двойную цену в сорок тысяч рублей. Долго сомневаясь и переживая, собрал все деньги, купил в то время свободно стоявшую в магазине большую машину ЗИМ. Она во всех отношениях была как будто прекрасной. Но очень велика и длинна. Управлять ею по бездорожью стоило громадного труда, в то время как мои спутники наслаждались ее комфортом и мягкой подвеской. С громадными препятствиями, часто пользуясь лебедкой, на этой машине проехал по Западной Сибири, минуя Новосибирск, Томск, Минусинск и Кызы (Тувинская ССР), повидав Енисей, полупустыни, степи и леса Западной Сибири.
ЗИМ меня тяготил своим видом богатой машины, роскошеством, плохой проходимостью по бездорожью. И когда появились маленькая машина «Запорожец» (первый их выпуск назывался в народе «горбатым»), пересел на него и, с помощью лебедки легко вытаскивая машину из труднейших мест, в которых застревали грузовики, объехал Балхаш по его северному берегу и был покорен необыкновенными красотами этого озера.
Моей мечтой была легковушка-вездеход сперва ГАЗ 57, потом ГАЗ 69. Но они предназначались только для армии и учреждений и состояли на особом учете.
Послевоенная жизнь улучшалась, развивалась наша автомобильная промышленность, и старые машины-вездеходы стали разрешать частным владельцам. Обменял свой безвыездно стоявший в гараже ЗИМ на старенькую и плохенькую ГАЗ 69 и только тогда вдохнул свободно грудью. На ней, порядком повозившись с восстановлением, где только я не бывал, пользуясь ею более 14 лет.
Последней моей машиной был «Запорожец» более совершенный, с которым после трех лет езды был вынужден проститься, оказавшись в трудном материальном положении, обремененный семьей и скудным пенсионным обеспечением.
И вот сейчас, в финале странствий, в девяностотрехлетнем возрасте развалился на сидении на красавице, обладающей мягкой подвеской, повышенной скоростью, высокой мощностью мотора в тысячи лошадиных сил, тишиной в кузове, позволяющей на ходу вести свободный разговор. Впрочем, сейчас из наших спутников никто не проявлял особенной наклонности к разговорам, мягко покачиваясь, отдаваясь отдыху и покою после шумной жизни города.
В пути.
Долгий однообразный путь, способствовавший моим воспоминаниям об автолюбительстве, кажется, начинает кончаться, а также и то, что занимает громадные пространства Казахстана, называясь казахским мелкосопочником.
Однообразие пути, особенно в жару, невольно предрасполагает к опасному дремотному состоянию, заканчивающемуся нередко аварией. На большой скорости, свалившись с дороги, обычно возвышающейся на несколько метров над землей, машина по инерции заканчивает свой путь и, кувыркаясь, калечит или даже убивает пассажиров. Однажды в такой обстановке я на долю секунды потерял контроль и, очнувшись на самом краю дороги, едва успел выровнять руль. Мои двое спутников, ничего не подозревая, мирно сопели в машине, предаваясь чарам Морфея.
С тех пор я стал всегда требовать бдительности и участия в разговоре во всем с теми, кого садил рядом. И вот теперь стараюсь разговаривать то с Владимиром, то с Александром, периодически меняющимися за рулем.
Лет десять тому назад ко мне приехал из Ташкента на своем ГАЗ 69 зоолог О. Богданов со своим водителем и попросил меня проводить его по северному берегу Балхаша. Я охотно согласился. На прямой дороге по Джусандала водитель стал часто подавать короткие сигналы, казалось, без причины. На мой вопрос он с удивлением сообщил, что в Узбекистане обязательно водитель должен просигналить, когда вблизи дороги установлен памятный знак по погибшему за рулем водителю. Тогда вдоль всего пути их стояло не менее сотни, что дало повод назвать этот отрезок асфальта от Алматы до Астаны «Дорогой смерти». Лежала возле дороги и пара сгоревших автобусов. Все это служит отличным предостережением и своеобразной экзотикой. Когда началось приведение в порядок дороги между двумя столицами, кто-то из начальников приказал немедленно убрать все памятные сооружения. Они исчезли. Но традиция осталась, и сейчас нам попался только один, стоявший далеко из-за опасения привлечь внимание. Еще у самой дороги мы застали сильно искалеченную, кажется, Волгу. Аварии на этом участке пути продолжаются, и быть может из-за этого на большом бетонном пьедестале в поселении Сары-Шаган красовалась изрядно искалеченная в аварии легковушка, поставленная в назидание водителям.
