Элоиза Джеймс - Парижский флёр
Нас ожидал Париж: целый год без лекций и кафедральных обязанностей – просто la vie parisienne.
В августе мы поселились в квартире на улице Консерватории. Эта улица, растянувшаяся на два квартала, славится музыкой, которая в теплые дни доносится из открытых окон консерватории. Мы оказались в девятом округе, в квартале, где проживает много эмигрантов. Там находится Фоли-Бержер, а японских ресторанов больше, чем я могла бы пересчитать.
Я строила великие планы написать четыре книги за время пребывания в Париже: научную книгу о драме якобитских мальчиков в 1607 году, пару любовных романов и один исторический. Но, несмотря на эти амбициозные замыслы, я часами гуляла, а когда дождь стучал в оконное стекло, читала книги в постели. Иногда я тратила две недели на решение кроссворда в «Нью-Йорк таймс», пытаясь каждый вечер найти ключ к разгадке, на что у Уилла Шортца[6], вероятно, ушло бы две секунды.
Довольно скоро я обнаружила один любопытный факт: если писатель не проводит несколько часов за клавиатурой ежедневно, то книга сама не пишется. Я всегда подозревала, что это так, но поскольку выросла в семье писателей (к тому же у нас не было телевизора), то у меня никогда не было шанса это проверить. Даже в бесславный период после колледжа я, вернувшись с работы, корпела над романом. Вспомните, что моя мать сидела в постели в хосписе, правя корректуру. По-видимому, праздность не входила в мою ДНК.
И тем не менее я писала только в Фейсбуке, создавая там что-то вроде хроники онлайн и дублируя ее в сокращенном виде в Твиттере. В конце каждого дня мои крошечные заметки падали со страницы Фейсбука, перемещаясь в Старую почту. Мое щебетание испарялось, столь же эфемерное и тривиальное и столь же сладостное и беззаботное, как наши дни в Париже.
Подборка из этих записок, скомпонованных и отредактированных (некоторые были расширены до коротких эссе), и составила эту книгу. В основном я сохраняла краткую форму, так как она лучше передает аромат моих дней в Париже. Это мимолетные впечатления, зарисовки.
В Париже у меня не было списков необходимых дел и крайних сроков сдачи книг, зато были прогулки в парке и визиты в рыбную лавку. Крайние сроки проходили, не нанося катастрофического ущерба моей писательской карьере. Я расслаблялась, свободная от студентов и заседаний кафедры; лень перестала быть страшным словом.
Я так и не научилась жить минутой, но узнала, что можно тратить минуты попусту – и при этом мир продолжит вращаться на своей оси.
Это был великолепный урок.
Парижская осень
Мы провели лето в Италии, затем взяли напрокат машину и отправились в Париж. Я рисовала себе эту поездку как пресловутый «звездный час», прелюдию к целому году творческой свободы. Но на самом деле дети восприняли ее как шанс наверстать упущенное по части телевидения, которое теперь было доступно круглосуточно благодаря Интернету. «Взгляните, дети! – кричала я с переднего сиденья. – Справа от вас великолепный замок!» Единственным ответом был дикий хохот, вызванный остротами в адрес Рональда Рейгана из телевизионного шоу. А ведь их еще не было на свете, когда он был президентом!
* * *Прошлую ночь мы провели у друзей, которым принадлежит сад киви в Чильяно, в северной Италии. Это окутанный туманом лес с рядами женских деревьев, отяжелевших от плодов, которые чередуются с бесплодными мужскими. В фермерском доме над кроватями имеются крюки, на которых подвешивают колбасы и сушат травы. Не выказывая ни малейшего уважения к традициям, Лука отпускал шуточки по поводу «мясных крюков» и умолял, чтобы ему разрешили ночевать в машине. Нам с трудом удалось скрыть от наших друзей, что он считает, будто их любимый дом на самом деле – склеп.
* * *Когда мы снова оказались в машине – нам осталось преодолеть заключительную часть пути в Париж, Анна часами проигрывала неприличные звуки на своем айподе. Стараясь не обращать внимания на то, что моя десятилетняя дочь ведет себя так, будто ей вдвое меньше лет, я отвернулась к окну. Вдоль французского шоссе тянулись короткие вертикальные трубы, из которых высовывались ростки папоротников. Их «оборочки» напоминали мне кукол из моего детства – казалось, эти куклы прячутся в трубах, поджидая шанса проехаться автостопом, если подвернется подходящая семья.
* * *Наша консьержка, как выяснилось, не француженка, а португалка. У нее круглое лицо и радужная улыбка. Алессандро спустился с ней и исчез на целый час. Оказалось, они все это время обсуждали цены на овощи. Он сообщил мне, что владельцы магазинов на улице Каде, в двух кварталах от нас, все до одного воры. Вооруженные этими сведениями и послушно следуя инструкциям, мы отправились на крытый рынок, Марше Сен-Кентен, где дешевые овощи и честные торговцы. Там потрясающее разнообразие фруктов, включая четыре сорта винограда: мелкий пурпурный, крупный фиолетовый, на редкость сладкий зеленый, а еще крошечные зеленые виноградины с горькими косточками.
* * *Мы только что провели три часа в банке, открывая счет. Мне казалось, что наш очаровательный говорливый банковский служащий никогда не умолкнет. Чем больше он болтал, тем больше я чувствовала себя американкой. Он даже дал нам телефонный номер на случай, если понадобится совет относительно диеты. Должно быть, не все француженки тоненькие, если им приходится консультироваться на предмет диеты со своим банком.
* * *Напротив нашего дома, через дорогу, стоит маленький отель, а справа – другой. Если пройти улицу до середины, увидишь огромную готическую церковь, которая называется Сен-Эжен-Сент-Сесиль. Кажется, Святая Цецилия – покровительница музыки: консерватория совсем рядом. Попав в эту церковь, ты словно находишься внутри эмалевой шкатулки для драгоценностей, над которой какой-то сумасшедший ремесленник трудился не один год. Все поверхности – колонны, стены, потолок – покрыты орнаментом, причем узоры разные. Мы глазели с открытым ртом, пока на нас не шикнули, так как шло богослужение. Мне было неловко, что я не понимаю ни слова. Я считала, что тому виной мой скверный французский, однако оказалось, что вся месса проходила на латыни. Мы собираемся сменить эту церковь на американскую католическую.
* * *Лихорадочно готовясь к поступлению в девятый класс местной школы, Лука только что выпрямил свои красивые итальянские локоны. Теперь он похож на пятнадцатилетнего французского подростка, но только с итальянским носом.
* * *Сегодня мы участвовали в необычном мероприятии: тысячи парижских хиппи проносились на роликах по средневековому мосту над Сеной, сиявшей под лучами солнца. Участвовали до тех пор, пока я не отлетела, столкнувшись с каким-то незнакомцем, и не шлепнулась на попу. Организатор состязания сказал мне с милой улыбкой, что «это есть слишком difficile[7]». Как говорится, так уж вышло. Мы сели на стулья уличного кафе и, попивая оранжину, наблюдали, как мимо течет Париж. Затем мы поехали домой, то и дело нажимая на тормоза.
* * *Сегодня утром я увидела в метро шикарную француженку… в берете. Как же такое возможно? Если бы берет надела я, то стала бы похожа на одного из бурундуков в «Элвине и бурундуках»[8], исполняющего музыкальный номер из «Поющих под дождем»[9].
* * *Анна ненавидит Париж. Ей ненавистен переезд, ненавистна разлука с друзьями, ненавистна ее новая школа – словом, ненавистно все. Я – единственная мать во Франции, которая тащит по улице ребенка, уткнувшегося носом в книгу, лишь бы не видеть ничего парижского.
* * *В нашем доме широкая лестница с удобными ступенями и окна с цветными стеклами, выходящие во двор. А еще – крошечный лифт, который тащится очень медленно. Мы с мужем можем в него втиснуться, только стоя вплотную друг к другу и втянув животы. Иногда в лифт влезают и сумки с продуктами. Детям приходится подниматься по лестнице пешком. Когда я выхожу из лифта, то обычно вижу Анну, лежащую на последних ступеньках. Она делает вид, что задыхается, одна рука протянута к запертой двери: моя дочь разыгрывает сцену «умирающий в пустыне видит мираж».
* * *Мясник с нашей улицы решил за мной приударить! Из-за этого у меня такое чувство, будто я попала в фильм. Он сделал мне скидку в одно евро на сосиски. Алессандро придерживается неромантического мнения, что мясник просто превосходный коммерсант. И это верно. Теперь я его клиентка до конца своих дней.
* * *Алессандро родился и вырос во Флоренции, и природа наделила его страстью к изучению языков (английский и латынь в школе, французский, немецкий, русский и древнегреческий после). Когда мы познакомились, у него был очаровательный акцент, который исчез после того, как его, как он это называет, завлекли в семейную жизнь. Теперь он профессор итальянской литературы в Рутгерском университете и даже возведен в рыцарское достоинство итальянским правительством за какой-то туманный интеллектуальный вклад в республику. Во всяком случае, Алессандро решил не упускать возможности довести свой французский до такого же совершенства, как английский. С этой целью он вывесил в Интернете объявление, в котором предлагал беседовать час на итальянском в обмен на час на французском. Его засыпали ответами. Большинство откликнувшихся, судя по всему, расценило его предложение как возможность свидания «вслепую». Мне лично больше всего понравилось послание от Даниелы («но некоторые называют меня Дашей, так что выбирайте»), которая написала, что у нее есть лишний билет на «Щелкунчика» и что они прекрасно проведут время, беседуя по-французски, – особенно после того, как выпьют много шампанского.
