Засекреченный полюс - Виталий Георгиевич Волович
Сейчас к Комарову лучше не подступаться ни с вопросами, ни с советами. Обматерит ни за что. Наконец где-то на юго-западе послышался звук моторов.
- Летит, - заорал Комаров. - Зажигай сигнальные огни.
Один за другим запылали банки с соляркой, расставленные вдоль летно-посадочной полосы. За ними дымное оранжевое пламя взметнулось над посадочным Т.
В темном небе отчетливо засветились бортовые огни самолета - зеленый и красный и ослепительно ярко вспыхнули самолетные фары. Комаров пустил зеленую ракету: посадка разрешена. Задков прошел над полосой, развернулся, осветив ее фарами, сделал круг и пошел на снижение. Мгновение, и колеса коснулись льда. Задков мастерски "притер машину" у самого Т. Гигант Пе-8 помчался по аэродрому, подняв снежные вихри четырьмя винтами, и, визжа тормозами, остановился за много метров до конца полосы. Развернувшись, он медленно покатил следом за Комаровым, размахивавшим факелом.
Летчиков окружили, жали им руки, поздравляли с успешной посадкой - первой в мире посадкой тяжелого многомоторного самолета на лед в полярную ночь.
Пока экипаж с помощью зимовщиков разгружал машину, Задков, прихватив Комара, отправился осматривать летную полосу. Когда они вернулись, по довольному, обычно неулыбчивому лицу Задкова мы поняли, что наши труды не пропали даром.
- Молодец, Михал Семенович, - сказал Задков, - полоса просто отличная. Сказать честно - не ожидал.
- Тогда пошли пить чай, - сказал Сомов.
- Извини, Михал Михалыч, почаевничаем в следующий раз. Следом за нами летит Титлов. Надо ему освободить место.
- Хозяин - барин, - улыбнулся Сомов, - только у меня к тебе просьба. Хочу слетать с тобой на Шмидт, зуб вырвать. А то уже три дня мучаюсь. Терпежу никакого нет.
- Ну как отказать такому знатному пассажиру? Места у нас хватит.
Пока Сомов сходил в палатку за портфелем, экипаж, закончив разгрузку, преподнес нам неожиданный и весьма приятный подарок - мешок со свежим картофелем и ящик с репчатым луком (тоже не мороженым).
Не успели растаять в темноте огни Пе-8, как снова послышался гул самолетных двигателей, и через несколько минут мы уже копошились у грузовой дверцы, перетаскивая свертки оленьих шкур, банки с пельменями и пятнадцатисуточными продовольственными пайками. Улетая, Титлов захватил наших верных помощников - лаек, честно отработавших свой корм.
2 ноября.
Мы снова волнуемся, поджидая самолет Задкова. Но все прошло благополучно. Он снова отлично посадил свой тяжелый бомбардировщик на ледяное поле и, оставив экипаж разгружать машину, пошел передохнуть в кают-компанию. Вместе с ним на станцию вернулся Сомов. За чаем, все еще держась за щеку, он поведал нам о своем визите к шмидтовскому зубному врачу. Тот прямо из кожи лез, чтобы выведать, откуда на его голову свалился необычный пациент. Вроде ни одного самолета с Большой земли не было, да и лицо незнакомое.
Но пациент хранил гробовое молчание и лишь ойкнул, когда злополучный зуб выдернули из десны и он звонко шлепнулся в эмалированную кювету. Этот рейс был последним, и Задков, попросив вахтенный журнал, сделал прощальную запись:
"Нельзя не отметить и не оценить по достоинству напряженный труд коллектива, в сочетании с российской смекалкой, в создании посадочной площадки на паковом льду. Площадка совершенно ровная и поддерживается в хорошем состоянии. Неоднократным приемом самолетов различных типов, включая четырехмоторный тяжелый корабль, полярной ночью коллектив открыл новую страницу в освоении Центрального Полярного бассейна. Задков, Зубов".
Перед отлетом в кают-компании вновь появился бортмеханик Иван Кратаев и, широко улыбаясь, положил на пол мешок. Мешок шевелился, издавая странные звуки, похожие на тихое похрюкивание.
- Это вам, доктор, персональный подарочек от членов экипажа.
Он развязал мешок, и из него высунулись пятачки живых поросят.
- Ну, доктор, - рассмеялся Сомов, - хорошую свинью вам подложили летуны.
Подарок был явно неожиданный, и я несколько растерянно взирал на двух упитанных поросят, выползших из своего убежища. Бедняги дрожали от холода, и я, загнав их обратно в мешок, потащил в свою палатку, где включил на полную мощь обе газовые конфорки. Немедленно палатка наполнилась советчиками-остряками, а пришедший в полный восторг Ропак то и дело норовил лизнуть поросят прямо в черные холодные пятачки.
Коля Миляев не упустил случая прокомментировать это событие украинской пословицей: "Не мала баба клопоту, той купила порося".
4 ноября в последний (восьмой) раз прилетел Титлов. К неописуемой радости Комарова, в кабине самолета оказался автомобиль ГАЗ-64. Его выволокли по толстым доскам на снег. И хотя машину доставили в разобранном виде, Комаров то и дело похлопывал рукой по остывшему металлу, приговаривая: "О це вещь. Он нам еще, голубчик, послужит".
С самолетом Титлова нас покидают "последние из Могикан" - Благодаров, Яцун и Зайчиков, а вместе с ними Трешников и Водопьянов.
Все собрались в кают-компании, выпили по прощальной чарке спирта. А в вахтенном журнале появилась новая запись:
"Уходя от вас последним самолетом на материк и оставляя ваш маленький коллектив на долгую и суровую полярную ночь, хотим заверить вас в том, что летный состав полярной авиации всегда с вами. В любую точку на льду мы прилетим к вам, если нужна будет наша помощь. Уверенно и спокойно продолжайте выполнение возложенных на вас задач.
Мы восхищены вашей работой и мужеством, которое вы проявляете ежедневно, а в особенности в дни организации аэродрома и приема самолета в суровую полярную ночь Арктики.
Желаем вам успешной работы, бодрости духа.
Жмем ваши руки.
Экипаж Н-556: Титлов, Сорокин, Федотов, Шекуров, Челышев, Водопьянов".
Вдоль полосы расставили банки с соляркой и ветошью и из нескольких составили Т.
- Ну что ж, - сказал Водопьянов, - присядем по русскому обычаю перед дорогой.
Мы молча расселись вокруг стола. Я оглядел моих новых друзей. Зайчиков опустил голову. По его щекам стекали слезы. Всегда веселый Вася Канаки мрачно теребил свою бородку. Только Женя Яцун, верный своему долгу кинооператора, возился с камерой, перезаряжая в какой уж раз пленку.
- Пора, Михал Васильевич, - сказал, поднимаясь, Титлов, и первым вышел из палатки. За ним потянулись остальные.
Итак с отлетом Титлова обрывается живая связь с Большой землей. Остается только радио, но разве оно, передающее и принимающее лишь строчки цифр закодированных сообщений, может заменить живое общение с людьми?
Вот уже хлопнула дверца кабины, и Титлов, приоткрыв остекление пилотской, последний раз помахал рукой. Вздрогнули винты, загудели, набирая обороты, двигатели. Самолет покатил к концу полосы и, развернувшись против ветра, остановился и, взревев двигателями,
