Дмитрий Горюнов - Возвращение в Африку
В Соут Хорр, где последний непересыхающий ручей прозрачной воды весело перепрыгивал через каменные плиты и где стиркой белья было занято, кажется, все женское население местечка и окрестных поселений, Джон дотошно расспросил стариков о дороге на озеро Рудольф. Все в один голос утверждали, что есть одна-единственная дорога, с которой сбиться никак нельзя. Однако старики советовали подождать утра — «очень жарко». Жара действительно становилась нестерпимой, наши запасы фанты, кока-колы, содовой и пива таяли. Но всем не терпелось не просто умыться в ручье, но и искупаться в озере.
После часа езды дорога исчезла. Мы буквально ползали по закаменевшему грунту, пытаясь найти ее следы. Следов не было. А жара все усиливалась, солнце жгло. Видимо, пока не поздно, надо возвращаться, а утром брать проводника.
Вдруг Джон учуял запах дыма и повел машину в этом направлении. Вскоре показалась бома — огороженный сухими кустами участок, по краям которого расположились две круглые хижины из прутьев, обмазанных глиной с навозом, да еще прохудившийся сараюшко. Круглый пятачок в центре, служивший загоном для скота, был обильно унавожен козьими горошинами и верблюжьими лепешками. На сигналы наших машин из хижин появились девочка лет двенадцати, молодая женщина с грудным ребенком на руках и довольно рослый, плотный мужчина лет сорока со странно застывшими глазами. По тому, как женщина, поочередно разглядывая каждого из нас, что-то говорила мужчине, мы поняли, что он слепой, и женщина, вероятно, описывала ему приехавших. Вступивший в разговор Джон не без труда выяснил, что это семья из племени сук. Да, мужчина полностью потерял зрение лет десять назад. Трахома! Но он сильный и красивый мужчина, у него две жены и семеро детей. Старшая жена и двое сыновей отправились на верблюдах за водой, третий сын пасет коз, две девочки копаются в поле. «Неужели здесь что-то родится?» — «Растет маниока, а если бывают дожди, растут сорго, кукуруза. У семьи пять верблюдов и сорок коз. Хозяин говорит, что семья живет в достатке», — переводит Джон.
Я подошел поближе, чтобы посмотреть на малыша. Африканские ребятишки, как правило, восхитительны: курчавые головенки, крупные вишневые глаза, добрые белозубые улыбки. Малыш улыбался беззубым ртом, сучил ручками и ножками. Но глаза! Огромные глаза были сплошь облеплены мухами, и я с содроганием разглядел в их уголках еле заметных белых червячков. Увидел это и один из моих спутников, Володя, русоголовый, розовощекий юноша, выросший в стерильной чистоте. Отшатнувшись и смутившись, что не удалось скрыть охватившего его смятения, он шепотом спросил: «Вы видели? Что это шевелится в его глазах?» — «Это личинки, которые отложили мухи». — «Личинки? Какой ужас!»
Джону удалось растолковать главе семьи, что мы едем на озеро Рудольф, но сбились с пути, и спросил, могут ли жена или дочь вывести нас на дорогу. «Женщины хорошо знают верблюжьи тропы, другие дороги они находят хуже», — ответил слепой. Он что-то сказал жене, та передала малыша дочери и вместе с мужем села в переднюю машину. Джон, крутя баранку, переводил разговор мужа и жены.
— Скажи им, что нужно ехать до куста, где мы… ну, ты знаешь этот куст.
— Да, я вижу его.
— Хорошо. Теперь скажи, чтобы повернули направо и ехали на термитник, ты видишь его.
— Да, я вижу. Он рядом.
— Хорошо. Теперь влево, на красный камень.
— Мы у камня.
— Ну вот и хорошо. Выходи и покажи им дорогу, она теперь пойдет между камней до самого озера, и они не собьются, если даже злой дух захочет им помешать.
Мы вышли из машин и увидели дорогу. Да, с такого пути сбиться было невозможно: на обочинах так тесно лежали камни, что машина не могла свернуть ни влево, ни вправо. Джон поблагодарил проводников и предложил довезти их домой. Но слепой решительно отказался, предупредив, что нам надо поторапливаться, если не хотим ночевать в машинах. Мы провожали их глазами, пока они не скрылись из виду. Мужчина шагал уверенно, жена не поддерживала его, а шла немного позади. Володя вдруг воскликнул:
— А ведь он идет не как слепые!
И правда, мужчина шел так, будто совсем не нуждался в поводыре. Неужели можно настолько запомнить все вокруг, что, не видя, знать, как где ступить? Может, это оттого, что мир, в котором живет семья, настолько мал, что мужчине известен каждый куст, каждый камень? А возможно, у слепого африканца есть третий «глаз», позволяющий ему различать солнечный свет?
— Разве можно так жить? — сказал Володя.
— Как «так»? — спросил Джон.
— Ну, одиночество, грязь, мухи.
— Мухи везде, где скотина живет рядом с людьми. В каждой деревне кочевников такая же картина — и у масаев, и у самбуру. Молодой мамаше надо почаще промывать глаза ребенка. Я ей сказал об этом и оставил пакет борной кислоты. Да и властям пора бы уж позаботиться хоть о какой-то медицинской помощи населению северных районов. Одиночество? В ваших громадных европейских городах одиночества еще больше, об этом только и читаешь и смотришь в кино. Мне показалось, что слепой и его жена вполне счастливы, — закончил Джон.
Что ж, счастье — понятие относительное. Возможно, Джон и прав. Но вот то, что подобную жизнь «на лоне природы» нельзя назвать идиллической, так это точно. И вряд ли, несмотря на прогнозы некоторых западных футурологов, люди из современного индустриального общества захотят, а главное — смогут вернуться назад к первобытному образу жизни. Подсчитано, что если бы Земля находилась в первозданном состоянии, она способна была бы обеспечить пропитанием лишь 10 миллионов из 5 миллиардов населения планеты.
НЕФРИТОВОЕ ОЗЕРО
Тем временем местность принимала все более пустынный и суровый вид. Впереди, слева и справа, сколько мог охватить глаз, земля была покрыта черной лавой. Что это — преддверие ада или только дорога туда? Во всяком случае, грешников без всяких костров можно запросто поджаривать на обочине.
— Скажите, Джон, что случилось бы, если бы мы остались здесь без машин и воды?
— Через сутки погибли. Если бы вы попытались выбираться отсюда пешком, то смерть наступила бы часов через двенадцать, а если бы пришлось еще и вытаскивать застрявшие машины, то вы свалились бы через три-четыре часа и умерли часов через восемь.
— А вы?
— Ну, я протянул бы несколько дольше, но не настолько, чтобы успеть вас похоронить. Разве что по обычаю здешних племен мог бы слегка завалить ваши тела камнями.
— Спасибо и на этом.
Черный наш юмор основывался на реальных фактах. В этих местах дневные температуры достигают 38—60 градусов по Цельсию, и люди, привычные к более умеренному климату, нуждаются в трех литрах воды в сутки лишь для того, чтобы выжить. Для нормальной жизнедеятельности требуется воды как минимум вдвое больше.
