Юрий Иванов - Золотая корифена
Стоп… рыба! Сабля-рыба… Извиваясь своим широким, плоским телом, она появилась как-то внезапно. Ее трудно спутать с какой-нибудь другой рыбой. Особенно запоминается голова — длинная, острая, с вдавленным «лбом» и выдающимся «подбородком». Рот у рыбы плотно закрыт, но я отлично знаю, что он битком набит острыми прозрачными зубами. Эти зубы прокусили однажды мне ногу на палубе во время разборки улова. Прокусили через толстый кирзовый сапог. И нога долго, мучительно болела. Вдохнув побольше воздуха, я нырнул, вытянул вперед руку с ружьем. Рыба-сабля взглянула на меня своим неподвижным желтым глазом, на мгновение замерла, трепеща тончайшим, прозрачным спинным плавником, идущим от самого «затылка» до кончика плетевидного хвоста, а потом рванулась а сторону и, вытянувшись сужающимся к хвосту сверкнувшим, как клинок, телом, бросилась прочь.
Но рыба-сабля уже далеко, и некогда думать о ней: я вижу других рыб. Тех, которых мы наблюдали из лодки. Они явно заинтересовались наживкой, а может быть, и мной. У рыб серебристо-белые тела, украшенные тремя синими линиями, прочерченными природой, от глаз до хвостового плавника. Они подплыли к кусочку мяса, отогнали пузатых рыбок, но ни одна не прикоснулась к наживке. Потом направились в ною сторону и начали крутиться вокруг, не приближаясь ближе чем на два-три метра. Их янтарные глаза с любопытством рассматривают меня. И, как будто переговариваясь между собой, рыбы все время открывают и закрывают свои совершенно беззубые рты. Какую-то смутную тревогу ощутил я, увидев этих рыб… эти белые беззубые рты. Где-то я их видел. Но где? Я кручусь между рыбами, направляя ружье то на одну, то на другую, но они плавают так быстро, что невозможно прицелиться. Вынырнув, я отдышался; нырнул — рыбы ждут меня. Их стало даже больше. В возбуждении рыбы носятся вокруг, мелькают перед глазами. Они совсем близко, рядом. Нажимаю на спусковой крючок — мимо! Черт… попробуй-ка попади. Так и мелькают, даже в глазах зарябило. Придерживаясь рукой за канат, заряжаю ружье, ныряю. В странном хороводе беззубые рыбы носятся вокруг, и вдруг мое сердце замирает; около своей головы вижу небольшого, с ладонь, полосатого лоцмана… А вот еще один. Резко оборачиваюсь: ко мне неторопливо плывет толстая и длинная акула. Так вот где я видел этих беззубых рыб! Они часто, как прилипалы и лоцманы, сопровождают крупных акул. И когда акула рвет своими страшными зубами добычу, беззубые рыбы, лоцманы и прилипалы составляют ей жуткую компанию в этом пиршестве. Я вижу глаза акулы мако — зеленые, холодные с вертикальным, как у кошки, зрачком, А беззубые рыбы, лоцманы и двое черных, с рубчатыми присосками на головах прилипал словно взбесились; рыбы носятся вокруг, бросаются ко мне… вот одна беззубая рыба больно ущипнула за плечо, другая дернула за левый ласт. Наверх, скорее наверх! Но нет… выждать… еще секунду-другую: ведь акула всегда нападает вдогонку… схватит за ноги.
Все во мне напряглось, в висках гулко грохочет сердце… воздуха! Но нет, бросаться вверх нельзя. Чаще всего акулы нападают на впавшего в панику, барахтающегося в воде человека. Мако уже рядом. Я поднимаю ружье, но что толку стрелять? Гарпун не пробьет толстой шершавой кожи. Это уже проверено. Нужно бить в морду, в глаза, в пасть, А рыбы из акульей свиты совсем обнаглели. Чувствую, как больно щипают они мне шею, спину. Акула разворачивается, надвигается… разрастается… ничего больше не вижу, только большую акулью морду. Мгновение, еще секунда… глаза сбоку… в них не попасть. Оцепенев, я замираю, и… сверху что-то падает, проносится перед моим лицом, акула испуганно бросается в сторону, я пробкой вылетаю из воды. Руки товарищей подхватывают меня, я в изнеможении валюсь на горячий брезент. Меня трясет, колотит нервный озноб.
— Ребята… ребята, вот такая морда! Вот… и прямо на меня! — Я хочу еще что-то рассказать, но почему-то начинаю смеяться. Смеюсь только я. Все молчат.
Петр сидит на корме, наблюдает за горизонтом. Стась швыряет в воду надраенную до ослепительного блеска блесну «Успех». Валя размышляет над картой. А я лежу и трясусь. Стоит закрыть глаза — и опять вижу равнодушное акулье рыло, медленно надвигающееся на меня. Побаливают шея и спина: там синяки. Это рыбы из акульей свиты пытались «опробовать» меня. Ведь еще бы немного, еще… если бы Валентин не швырнул вниз, между мной и акулой, весло…
— Плывет за нами, — слышу я голос Скачкова. Да, теперь она от нас не отстанет. Будет кружиться возле лодки. И нечего рассчитывать на спиннинг или какие-нибудь иные рыболовные снасти; все, что не попадет на крючок, окажется в акульей пасти. Нужно что-то придумать. Но что?
— Ну как ты там? Отошел? Давай ужинать… — Валентин хлопает меня по плечу, — поднимайся… рыболов-подводник.
Ужин… По последнему кусочку хлеба, по апельсину и планктон. Ужин весьма экзотический: "заморские фрукты" и живая кашка, Хейердал писал, что планктон напоминает то черную икру, то омаров. Черта с два! Планктон отвратительно пахнет, он скользкий и жгучий. В желудке от него саднит, и к горлу все время подкатывается тошнотворный клубок.
Ужин пролетает быстро. Скачков, как вахтенный, наклоняется к воде, чтобы помыть миску, испуганно чертыхается: около самого борта мелькает спинной акулий плавник,
— Нет, так я путешествовать не могу! — решительно говорит он всем. — Чуть руку не оттяпала. А без руки какой я к черту штурман?
— Завтра, парни, мы ее выловим, — обещает Корин. — Ха, она нам порядком надоела. Разжигай, Петр, трубку. Курить будем.
Домашний запах "Золотого руна" повисает над «Корифеной». От крепкого табака, а может быть просто от слабости, кружится голова. С черного неба, высыпав табунком между тучами, посматривают на нас звезды. Они мелко, зябко дрожат.
Бенка сидит на моих коленях, расчесывает пальцами мою бороду, жмется к ней теплым ухом. Посасывая трубку, мы по очереди втягиваем в себя крепкий, душистый дым. Бенке тоже хочется пососать трубку. Я даю ему. Вытянув губы трубочкой, он втягивает в себя дым, потом отчаянно кашляет, машет лапами. Немного успокоившись, прячет свою голову у меня под подбородком, затихает.
— Послушай, Стась, расскажи что-нибудь. Помнишь, на судне ты всегда рассказывал разные истории. Только не про своего папку… — предлагает Валентин.
Стась вздыхает, трет лоб. Мы ждем.
— Ну что ж, не хотите про папку, то, может, про женщину? Ха, вот помню забавную историю. Петя, дай затянуться.
Действительно, на «Марлине» по вечерам в лаборатории Корин любил рассказывать нам всевозможнейшие истории, в которых главными действующими лицами обязательно был он и то "незнакомка с громадными черными глазами", то "блондинка с громадными синими глазами", то "такая стройная девчонка с громадными серыми глазами". После его «историй» мне иногда снились толпы «незнакомок» с громадными черными, синими, зелеными глазами, среди которых терялась массивная фигура самого рассказчика.
