Болид - Верн Жюль Габриэль
В «Стандард Уэйстон» даже появилась довольно едкая заметка, направленная против доктора Хадлсона. Ей авторство приписывали мистеру Дину Форсайту. В заметке говорилось, что некоторые действительно обладают слишком зоркими глазами, когда смотрят через чужие зрительные трубы, и слишком легко замечают то, что уже было замечено до них.
На следующий день в ответ на эту заметку газета «Уэйстон ивнинг» написала, что есть зрительные трубы с плохо протертыми объективами, усеянными маленькими пятнышками, которые не слишком уместно принимать за метеоры.
Одновременно «Панч» напечатала слишком похожую карикатуру на обоих противников. С гигантскими крыльями за плечами, они гнались наперегонки за болидом, изображенным в виде головы зебры, показывающей им язык.
Впрочем, хотя из-за этих статей и оскорбительных намеков положение обоих соперников со дня на день ухудшалось, им еще не представился случай вмешаться в вопрос о предстоящей свадьбе. Пусть они не говорили о ней, зато позволяли всему идти своим чередом. Даже если им, чтобы не столкнуться лицом к лицу, придется отсутствовать, что было бы достойно сожаления, церемония всё равно состоится. Фрэнсиса Гордона и Дженни Хадлсон свяжут «золотые цепи вплоть до самой смерти», как поется в старинной бретонской песне. И если даже двум упрямцам вздумается окончательно поссориться, преподобный О’Гарт всё же совершит ритуал венчания в церкви Святого Андрея.
Двадцать второго и двадцать третьего апреля не произошло никаких изменений. Но хотя положение не ухудшилось, оно и не улучшилось. Во время трапезы семейство Хадлсон избегало малейших намеков на метеор, а мисс Лу бесилась оттого, что не могла высказаться о нем как следует. Мать дала ей понять, что по этому поводу лучше хранить молчание, чтобы не нагнетать обстановку. Тем не менее достаточно было взглянуть, как девочка кромсает свою отбивную, чтобы понять, что она думает о болиде и хочет растерзать его на такие же мелкие кусочки, чтоб его и след простыл. Что касается Дженни, то она не могла скрыть своей грусти, которую доктор не желал замечать. Возможно, он действительно ее не замечал, с головой уйдя в астрономические заботы.
Разумеется, Фрэнсис Гордон не появлялся за этими трапезами. Единственное, что он позволял себе, так это наносить ежедневные визиты, когда доктор Хадлсон скрывался в донжоне.
Впрочем, когда он оказывался за столом вместе с дядей, трапеза в доме на Элизабет-стрит проходила не веселее. Мистер Дин Форсайт не произносил ни слова, а когда обращался к старой Митс, та отвечала только сухими «да» или «нет», такими же сухими, как стоявшая на дворе погода.
Однажды, 24 мая, мистер Дин Форсайт, вставая из-за стола после обеда, обратился к племяннику с вопросом:
— Ты по-прежнему ходишь к Хадлсонам?
— Конечно, дядя, — твердым голосом ответил Фрэнсис.
— А почему бы ему не ходить к Хадлсонам? — встряла старая служанка.
— Я не с вами разговариваю, Митс! — прогремел мистер Форсайт. — А с Фрэнсисом.
— Я ответил вам, дядя. Хожу каждый день.
— И вы тоже должны туда сходить, сэр! — не смогла удержаться Митс, скрестивши руки на груди и посмотрев своему хозяину прямо в лицо.
— После того, что доктор сделал со мной?! — закричал Дин Форсайт.
— А что он вам сделал, дядя?
— Он позволил себе открыть…
— То, что вы открыли сами. То, что все имели право открыть. То, что другие вскоре откроют. Поскольку о чем идет речь? О болиде, какие тысячами пролетают над Уэйстоном.
— А дорожить им можно не больше, чем тем, что лежит на тумбе на углу нашего дома! Камень… Проклятый булыжник!
Так говорила Митс, напрасно стараясь сдерживаться. И тогда мистер Дин Форсайт, которого подобная реплика привела в отчаяние, ответил тоном человека, окончательно вышедшего из себя:
— Ну что же… Я… Фрэнсис, я запрещаю тебе ходить к доктору!
— Сожалею, но я не послушаюсь вас, дядя, — заявил Фрэнсис Гордон, не без усилия сдерживаясь, настолько возмутили его слова дяди. — Я буду туда ходить.
— Да… Он будет туда ходить! — закричала в свою очередь старая Митс. — Он будет туда ходить, чтобы встречаться с миссис Хадлсон. Он будет туда ходить, чтобы встречаться с мисс Дженни, своей невестой.
— Моей невестой… Той, на которой я должен жениться, дядя!
— Жениться?
— Да. И ничто на свете мне не помешает!
— Ну, это мы еще посмотрим!
И с этими словами, первыми, которые указывали на решимость воспрепятствовать свадьбе, мистер Дин Форсайт покинул столовую, поднялся в башню и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Действительно, несмотря на запрет дяди, Фрэнсис Гордон твердо намеревался пойти как обычно к Хадлсонам. Но что, если по примеру мистера Дина Форсайта доктор укажет ему на дверь? Если мистер Хадлсон тоже воспротивится свадьбе? Теперь всего можно было ожидать от этих двух врагов, ослепленных взаимной ревностью, ненавистью изобретателей, самой худшей из всех прочих.
В тот день Фрэнсису Гордону стоило немалых усилий скрыть грусть, когда он очутился в присутствии миссис Хадлсон и ее дочерей. Он не хотел ничего рассказывать о сцене, произошедшей между ним и дядей. Зачем усиливать тревогу, царившую в семье? Разве он не принял решение не обращать внимания на требования дяди? Если придется обойтись без его согласия, то он обойдется… В конце концов, он свободен. Только бы доктор не ответил отказом! То, что мог сделать в обход своего дяди Фрэнсис, Дженни не могла сделать, не заручившись согласием отца.
И вот тогда Лу пришла в голову мысль самой отправиться к мистеру Дину Форсайту. Посмотрите только на четырнадцатилетнюю девочку, взвалившую на себя бремя посредника, говорившую себе, что она непременно справится там, где другие потерпели поражение. Но не следует забывать, что она была юной американской мисс, а все юные мисс великой республики ни в чем не ведают сомнений. Они пользуются широкой свободой, приходят и уходят, когда им вздумается, рассуждают и опровергают по собственному усмотрению. Итак, на следующий день, не предупредив ни мать, ни сестру, девочка, привыкшая гулять одна, стремительно покинула дом. Миссис Хадлсон, должно быть, подумала, что дочь отправляется в церковь.
Однако мисс Лу пошла не в церковь, что в конечном счете наверняка было бы лучше, а в дом мистера Дина Форсайта.
Фрэнсис Гордон отсутствовал, и девочку встретила добрейшая Митс.
Узнав о причине визита, старая мудрая служанка сказала:
— Дорогая мисс Лу, хотя вы совершенно искренни, поверьте мне, ваш визит ни к чему не приведет. Мой хозяин сошел с ума. Решительно, сошел с ума. И я очень боюсь, как бы и ваш отец не стал таким же сумасшедшим. Тогда нас постигнет величайшее несчастье.
— Вы не советуете мне встречаться с мистером Форсайтом? — настойчиво повторила Лу.
— Нет. Это бесполезно. Он откажется вас принять. А если и примет, то, кто знает, не наговорит ли вам всяких слов, которые приведут к окончательному разрыву?
— Тем не менее мне кажется, добрейшая Митс, что мне удастся затронуть его чувства. А когда я со смехом прощебечу ему: «Послушайте, мистер Форсайт, когда же всё это кончится? Разве можно сердиться из-за какого-то злосчастного болида? Разве вы дойдете до того, что причините боль своему племяннику, моей сестре… всем нам?..»
— Нет, дорогая мисс Лу, — ответила старая служанка. — Я его знаю, вы ничего не добьетесь. Он слишком упрям. Повторяю, он сошел с ума. Послушайте меня, поскольку я знаю, о чем говорю: вы потеряете время, а ваши визиты… Не стремитесь встречаться с мистером Форсайтом. Я опасаюсь скандала, который еще больше осложнит положение и, возможно, приведет к отмене свадьбы.
— Но что же делать? Что делать?! — воскликнула девочка, сжимая кулачки.
— Ждать, моя дорогая мисс Лу. Осталось только несколько дней терпения! Нет… Послушайте моего совета… Это хороший совет… Возвращайтесь домой, но по дороге помолитесь в церкви Святого Андрея и попросите доброго Боженьку уладить дела. Я уверена, он внемлет вам!
С этими словами старая служанка поцеловала девочку в румяные щечки и проводила до дверей.
