Юрий Яровой - Высшей категории трудности
Мой пятый турпоход ознаменовался очередным признанием Коли Норкина: "Эх, Люсия! Почему ты так несерьезно относишься ко мне и моим чуйствам?"
В походе оттаивают и добреют даже такие стойкие циники, как курчавый "чмо".
Я давно заметила, что к концу похода мы становимся и близкими и страшно похожими друг на друга. В нас образуется что-то общее, что объединяет нас, выделяет из толпы простых смертных. Когда я сказала об этом Норкину, он загадочно усмехнулся: "гомфотерность". Коленька любит кидаться непонятными словечками: "нейтронность, нонсенс, гомфотерность…" Воображала!
А потом Коленька снизошел и объяснил, что гомфотерностью называют схожесть характеров и повадок людей, долго живущих вместе. "Часто наблюдается у супругов", — важно изрек Коля. Может ли быть гомфотерность, например, у супругов Шакуновых? Длинноногий флегма Шакунов и куколка-Лялечка… Умора!
Счастье мое ненаглядное,
Будь хоть немного поласковей,
Будь хоть немного нежней…
Но какая была свадьба! Два килограмма винегрета "сено-солома", по паре сосисок на брата и роскошный торт. Торт — это да!
Мы собирались в поход. Была сессия. Сдавали последний зачет по физике твердых тел. А Вадька вдруг говорит:
— Сегодня я женюсь. Можешь даже поздравить, если тебе так не терпится.
Я поздравила, хотя ничего не поняла, и решила, что он просто сострил. Через полчаса я разыскала Васенку, она тоже сдавала зачет по какому-то предмету и, между прочим, рассказала про Вадькину шутку. А Васенка поверила! И меня убедила — правда, Вадька женится! И мы помчались разыскивать новоявленного жениха.
Мы его нашли там же, где он мне сообщил о своей женитьбе. Он стоял у окна и о чем-то думал.
— Привет! Ты в своем уме?…
Я думала, он обидится, но он спокойно объяснил, что сегодня он идет в загс, что его невесту зовут Лялькой и что свадьбу они решили отпраздновать через год, когда для этого будут условия, и что он, флегма, несмотря на свадьбу, все равно в поход пойдет, потому что это принципиально важно. Видали?!
— Так свадьбы не будет точно? — переспросила Басенка, и Вадька ответил непреклонно: "Не будет".
Вот фрукт! Мало того, что влюбился втихую, так он еще и свадьбу хотел зажать!
Вадька ушел сдавать зачет, а мы стали обсуждать этот невероятный факт. Вадька-женоненавистник нашел невесту! И кто такая эта Лялька? Где он ее откопал?
А свадьба все же состоялась.
Когда я Ляльку увидела издали, я сообразила, что эту второкурсницу Воронкову знаю с прошлого года. Комендант попытался подбросить голубоглазую куколку к нам в комнату! Мы ее живо выставили. Интересно, помнит ли она, кто ее тогда выпроводил? Вот будет умора, если вспомнит!
А теперь эта куколка — жена Шакунова?! Она такая маленькая и такая аккуратненькая. А Вадька — метр восемьдесят семь, он всегда в палатке старается лечь по диагонали.
Свадебное торжество было сверхоперативным и нелегальным. Комендант в общежитии на молодоженов смотрел, как на своих личных врагов.
— Комендант? Чихали с Арарата! — сказала я. — Будет свадьба, пусть он хоть треснет от злости!
Сделать успели немного. Достать пару шутих, хлопушки и свечи — для фейерверка и иллюминации поручили Броне. Вино и закуску добывали Глеб с Сашей. Это было потруднее шутих, потому что до стипендии оставалось еще полторы недели.
Всех превзошел Коленька. Он не только сумел заказать роскошный торт, но сумел и получить его к свадьбе. Одним словом, "сено-солома", сухари в пачках, горячие сосиски из буфета, бутылка "Столичной", бутылка "Цимлянского" и торт по особому заказу. А мы с Басенкой принесли пару розовых пеленок и распашонку. К распашонке я приколола свой значок "Турист СССР".
На этой свадьбе электрического света не было, были свечи. Они торчали в пустых бутылках. Пламя вздрагивало от каждого взрыва смеха, а все вокруг качалось, качалось, качалось…
Мы пели: про подмосковные вечера, про любовь и про костры. Наши туристские песни — все в миноре. Мы их складываем в походах, после тяжелых маршей, у костров…
— Давайте что-нибудь повеселее, — сказала Лялька. И она была права — ведь свадьба!
И тогда Глеб скомандовал:
— Три-четыре!
Мы разом вздохнули и… оказались в темноте.
— Горько!
— Я про… я про…
Лялька в тот вечер протестовала много раз, и каждый раз гасли свечи.
— Безобразие! Притаились в темноте, как мыши, и ждут поцелуя, — возмущалась Лялька.
Но все равно свечи гасли каждый раз, когда раздавалось "горько".
Исчезли сосиски и винегрет, одна за другой догорали свечи на бутылках. Над столом царил веселый гам. И тогда пришла очередь торта. Его разрезали на восемь частей, запили крутым кипятком из титана, и Глеб сказал:
— Друзья мои! Осталась последняя свеча. Пусть она светит новобрачным.
И мы ушли.
С дымом уносится песня,
Ребята отводят взгляды,
И шепчет во сне бродяга
Кому-то: "Не позабудь…"
… Вадя — умный. Этот факт не оспаривается никем, даже Норкиным. Но когда до меня дошла очередь торить лыжню, я тотчас переменила мнение об умном Шакунове. Самый лестный эпитет, которым я его наградила, мало отличался от колиных "шюточек". Наш умный Вадя предложил головного разгрузить от рюкзака. Пусть протаптывает лыжню налегке, а рюк подождет сзади. Сначала мы обрадовались — гениальная идея! А потом…
Одно дело — втянулся и идешь, идешь с рюкзаком. А тут — сбрасывай и снова наваливай на себя рюк. Сплошное издевательство. А по методу Шакунова — отдых и увеличение скорости. Метод тщательно расписан и обсужден на вечернем кострище, когда мы с Васенкой уже спали. "Вернись, голуба, — читал утром нараспев Вадик свое наставление, — присядь на рюк и ощути свои нижние конечности".
Первым свой метод испытывал изобретатель. Он радостно сбросил рюк и с победным кличем бросился в бой со снегами. Он в упоении топтал снег, он во все горло пел утесовский марш "Легко на сердце от песни веселой…", а необъятные снега злорадствовали над изобретателем. Цену своему методу Вадя узнал, когда пошел вторым. Вадя уже не пел оптимистических маршей. На него было жалко смотреть. С сорокакилограммовым рюком Вадик утопал в лыжне по колено. Да и лыжней эту неровную борозду, пропаханную ногами Глеба, назвать можно было лишь с известной натяжкой. Но Вадик не издал ни единого стона. Он чувствовал себя первооткрывателем, и ему не позволял стонать престиж.
"Как дела?" — спросил Глеб, и Вадя тотчас остановился. В его потускневших глазах светилась глубокая признательность Глебушке за возможность перевести дыхание.
"Я засек, — прохрипел Вадик, — сейчас мы делаем в минуту на четыре шага больше. Это значит, что наша скорость увеличилась на шесть и пять десятых процента".
