Владимир Врубель - Всем штормам назло
Мать Екатерины, Мария Николаевна Зарина, вместе с братом Владимиром остались круглыми сиротами в раннем детстве. Детей взяли на попечение дальние родственники, в сущности, чужие люди. Брата сразу отдали в кадетский корпус. А Марию, как только ей исполнилось 17 лет, выдали замуж за первого подвернувшегося жениха. Им оказался 50‑летний смоленский помещик Иван Ельчанинов. Слезы и мольбы девушки не выдавать ее замуж за Ельчанинова попечителей не разжалобили; брат воевал на Кавказе — заступиться было некому. За пять лет замужества Мария родила четверых детей. Один ребенок умер. Муж вел распутный образ жизни, транжирил деньги, издевался не только над крепостными, но и над женой. Тяжелый его характер она терпела ради детей. Муж страдал тяжелым хроническим заболеванием, в конце концов ему парализовало ноги, он покрылся язвами. Учитывая моральную распущенность Ельчанинова, можно догадываться, какое это было заболевание. При всей ненависти к нему, Мария Николаевна посчитала своим долгом сделать все возможное для его излечения и даже возила на Кавказские воды. В ту пору и при ее финансовых возможностях это было подвигом.
Однако жить вместе становилось все невыносимее из-за безобразных скандалов, происходивших на глазах детей. Попытка Марии получить развод оказалась безрезультатной. Она предложила мужу забрать доставшиеся ей по наследству деревни в Симбирской губернии и уехать туда, а взамен отдать ей и детям имение, в котором они жили. Муж согласился, документы оформили, но в последний момент он нарушил данное слово, уничтожил уже готовые купчие и тайно увез старших дочерей Сашу и Катю в неизвестном направлении. С огромным трудом Марии удалось отыскать и забрать девочек, но теперь она жила в постоянном страхе за них.
В отчаянии Мария Николаевна 11 ноября 1843 года обратилась за помощью к всесильному начальнику III Отделения генералу графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу, чтобы тот посодействовал определению дочерей в Смольный институт благородных девиц. Александр Христофорович, которого мы помним как воплощение зла царского режима, был также боевым генералом, героем войны 1812 года и отзывчивым человеком. Когда состоялось его знакомство с семейством Ельчаниновых, выяснить не удалось, но Мария Николаевна обратилась к нему напрямую. Благодаря протекции шефа жандармов 13‑летнюю Александру и 12‑летнюю Екатерину приняли в средний класс Смольного. Мать, чтобы заплатить за учебу дочерей, заложила свое имение. При поступлении девочек она просила, чтобы их ни в коем случае не отдали распутному отцу. Бенкендорф серьезно отнесся к этой просьбе и написал личное письмо принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому, в ведомстве которого находились учебные заведения. Он сообщил, что Иван Ельчанинов известен ему не с лучшей стороны и способен из мести забрать дочерей. Генерал просил принять меры, чтобы такого не случилось.
Полковник Владимир Зарин, брат Марии Николаевны, в свою очередь, поручился собственным имением, что по первому требованию, без напоминаний, в случае если мать девочек по какой-либо причине не внесет плату за обучение дочерей, то заплатит он.
Смольный институт давал по тем временам прекрасное образование. Но стоило обучение безумно дорого. Мария Николаевна осталась практически нищей, зато была уверена, что ее дочери не пропадут: аттестат об окончании Смольного давал право преподавания в женском учебном заведении. Девочки с детства были приучены к трудовой деятельности, что редко встречалось в помещичьих семьях.
Через год императрица по ходатайству княгини Трубецкой и по «особому свидетельству начальницы воспитательного Общества благородных девиц об успехах и отличном поведении Александры Ельчаниновой» повелела освободить ее от платы за учебу и зачислить на казенное содержание. Теперь платить нужно было только за одну дочь, но и эти деньги Мария Николаевна собирала с большим трудом. Последний раз она заплатила за полугодие 165 рублей серебром в 1846 году. Затем учебу племянниц оплачивал Зарин — девочки остались сиротами.
Смольный институт, как бы восторженно ни описывали его некоторые историки, был такой же казармой для девушек, что и Морской кадетский корпус, куда собирался поступать их младший брат Николай. Разумеется, розгами девушек не секли, но между этими двумя учебными заведениями было много общего: суровый распорядок дня, одинаковая форменная одежда. Спали и ели в больших помещениях, находились под постоянным надзором не только учителей, но и классных дам, среди которых встречались настоящие садистки. Действовала довольно изощренная система наказаний и поощрений. Встречаться с близкими и родными ученицам Смольного института полагалось еще реже, чем кадетам. В помещениях было холодно, а еда дрянная. Девушки постоянно ходили полуголодными. Обслуживающий персонал воровал и дрова, и продукты.
Однажды Николай I, не обделявший воспитанниц, как и другие члены императорской фамилии, своим вниманием, после жалобы на плохую пищу одной не в меру смелой институтки лично отправился на кухню и, узнав, что девушек собираются кормить ухой, пытался половником выловить в баке кусок рыбы. Результатом рыбалки самодержца оказались одни лишь голые рыбные кости. Смерив гневным взглядом съежившееся от ужаса институтское начальство, царь тут же покинул Смольный. Всех поваров моментально уволили. Неделю воспитанниц кормили, как положено. Однако новые повара быстро освоились, и все пошло по накатанной дорожке: как воровали, так и продолжили.
Александра и Екатерина окончили Смольный институт в 1848 году. Ехать им было некуда. Имение матери, и без того расстроенное с «помощью» мужа, заложенное и перезаложенное, должно было пойти с торгов. На помощь вновь пришел дядя. Полковник Зарин к тому времени оставил военную службу, женился и собирался поступить в гражданское ведомство. Но планы изменились, когда его старый боевой товарищ, генерал-майор Николай Николаевич Муравьев, назначенный генерал-губернатором Восточной Сибири, предложил ему должность иркутского гражданского губернатора. Зарин приехал в Петербург представиться министру внутренних дел по случаю назначения на должность и, отправляясь в Сибирь, забрал племянниц с собой. Он оказался человеком добрым и отзывчивым, таким же, как и его молодая жена, ставшая впоследствии близкой подругой Екатерины.
Дремотная жизнь Восточной Сибири нарушилась с назначением Муравьева генерал-губернатором. Неизменной темой разговоров во всех гостиных стали преобразования, затеянные новым наместником в Сибири, и события на Дальнем Востоке, главным героем которых называли капитан-лейтенанта Геннадия Ивановича Невельского. Девушки с интересом прислушивались к разговорам о происходящих событиях, тем более что дядя занимал один из ключевых постов в сибирской администрации. Как и Муравьев, он придерживался либеральных взглядов и не боялся принимать в своем доме декабристов. Общение с легендарными женами декабристов — Екатериной Ивановной Трубецкой и Марией Николаевной Волконской — произвело огромное впечатление на юных романтических особ.
