Игорь Зотиков - Я искал не птицу киви
На другое утро оказалось, что я ночевал среди редких кленов на берегу какого-то пруда. Дождь шёл всю ночь, поэтому я не стал разжигать костра, а быстро сложил мокрую палатку, съел заранее сваренные яйца, закусил помидорами — и в путь.
Теперь я уже ехал через скалы и холмы штата Массачусетс, где на каждом столбе у дороги были приделаны щиты с изображением высокой, с пряжкой, шляпы первых поселенцев Бостона. К половине пятого я уже понял, что дом Роба Гейла близко, что я въехал в городок Басе, который стоит у впадения реки Кеннеби в Атлантический океан. Дорога вдруг резко пошла под гору, и не успел я оглянуться, как оказался в стороне от моста-шоссе через реку, куда мне надо было попасть. Это была узенькая улочка, с одной стороны которой стояли маленькие, игрушечные магазинчики и ресторанчики, а с другой вздымались вверх огромные краны, за которыми виднелся частокол странных, утыканных фантастического вида антеннами каких-то электронных устройств и серо-голубых мачт военных кораблей. Я остановился, и через секунду огромная толпа людей в касках монтажников и американских матросов в белых, пирожками, панамах и застиранно-голубых рубашках захлестнула меня. Люди бежали кто куда, я пытался что-то спросить, но мне лишь крикнули: «Это час пик. Некогда. Ты всё равно застрял на час!» — и пробежали мимо.
Но вот взревели первые машины и ринулись вперёд по свободной ещё дороге. Через десять минут она уже представляла из себя сплошную автомобильную пробку, а ещё минут через тридцать-сорок я уже смог развернуться, переехал через мост, проехал ещё один городок и углубился в лесную дорогу, которую нарисовал мне в письме Роб. Вот то самое дерево с почтовым ящиком, вот и одинокий дом, где, должно быть, живёт ближайший сосед Роба. И вдруг сзади появилась маленькая машина и стала мигать огнями и сигналить, привлекая внимание. Я вышел неуверенно. Навстречу бежал загорелый и бородатый, совсем не постаревший за семь лет Роб Гейл. Мы застенчиво обнялись.
Ещё через несколько минут, чиркнув несколько раз животом машины о камни, я выехал вслед за Робом на опушку. Дальше насыпь дороги шла через сплошное болото, а впереди виднелся заросший молодым лесом высокий и длинный скалистый холм. Роб остановился перед выездом на насыпь с деревянным мостом посередине.
— Это мой остров, — сказал он, стараясь быть равнодушным. — Сейчас отлив. А во время прилива и эта насыпь, и мост, и, конечно, все это болото — это дно залива. Поехали…
Я ещё не знал тогда, что дальше вся моя жизнь здесь будет подчинена слежению за фазами прилива и отлива. Например, на другой день мы поехали в Басе на моторной лодке — это надо делать в момент максимального прилива, но за час-полтора до его максимальной стадии. В это время приливо-отливные течения почти незаметны. И у тебя есть время осмотреть город и даже пообедать в одном из гриновских портовых ресторанчиков с якорями и портретами парусных кораблей. Но вот уже кое-где отлив создал небольшие водовороты. Это значит — надо поскорее садиться в лодку и уплывать отсюда, пока водовороты ещё не опасны для лодки. А ещё через час-другой вода уже будет греметь водопадами и бурунами, как большая опасная горная река. Даже хуже — ведь здесь ситуация меняется каждые несколько минут. И трудно сказать, в какую сторону. Недаром одно из совсем безобидных на вид в отлив узких мест залива-пролива помечено на карте названием «Хелл Гейт», что значит «Ворота Ада».
— Я счастлив, что живу в этом месте, — сказал Роб. — Это на всю жизнь.
А первый раз он сказал это, когда мы переехали через болото — дно пролива и, оставив машины на маленькой полянке, понесли вещи по каменистой тропе, прорубленной через частокол молодых дубков, которыми густо зарос остров. А потом вдруг тропа, которая шла по верхушке-гребню холма, запетляла вниз, к оконечности острова. По бокам её начали попадаться кусты с неубранными, прихваченными уже морозом помидорами, кочаны капусты, заросли кукурузы, бобов, каких-то неизвестных мне растений, среди которых я с радостью узнал недавнего своего знакомца — иерусалимский артишок. И вот я увидел заднюю бревенчатую стену странного дома, пахнуло дымом, залаяла огромная чёрная собака с широкой мордой: «Это Сандер, что значит по-русски „Гром“. Он не кусается. Я привязал его, чтобы он тебя не испугал. Не гладь его, иначе он от тебя не отстанет». Но я погладил его, и потом мне не было от него спасения.
А дом, который стоял почти у самого обрыва к воде, представлял странное сооружение с плоской, покатой в одну сторону крышей. Из покатого склона холма сначала вылезал сложенный из диких камней как бы полуподвал-кладовая без окон. Над ним на столбах было построено нечто вроде кругового балкона и в середине — бревенчатая кладка дома. Бревна — из дерева, которое я не узнал. Оказалось, что это кедр. «У меня на острове не растёт кедр, но я хотел, чтобы бревна были из кедра. Он не поддаётся гниению лет сто, если просмолить торцы». Дом состоял из двух этажей Южная, обращённая к морю сторона дома представляла собой сплошное огромное окно. А пол в доме был выложен почему-то из огромных камней, В середине дома стояла печь — чугунная буржуйка, а кругом — керосиновые лампы и свечи: электричества не было.
— А почему бы тебе, Роб, не выложить пол из досок? — спросил я, споткнувшись о неровность одного из камней.
— Как, разве ты не знаешь, что в каменном полу все дело? — И Роб рассказал, что у него отопление дома идёт от солнца.
— Это очень популярно сейчас. Ты делаешь огромные окна на солнечной стороне, и солнце нагревает пол. Но в обычных домах пол из дерева, и потому тепло не проходит внутрь, пол не нагревается, и, когда солнце уходит, в комнате становится холодно. А в доме с толстым каменным полом пол прогревается за день на всю толщину, и всю ночь он потихоньку отдаёт тепло комнате. Неужели ты не знаешь этого? Ведь все ваши деревенские печи построены на этом принципе. Толстый слой кирпича печи прогревается на всю толщину, а потом отдаёт тепло всю ночь. Сейчас такие печи очень модны здесь, в Мэне. Они называются «русские камины»…
— Хелло! Добро пожаловать на наш остров, Игорь… — прервал наш разговор очень тихий нежный голос, и я увидел, что по винтовой лестнице со второго этажа спускается худенькая темноглазая женщина в юбке и свитере. Роб, весь засветившись изнутри, пошёл ей навстречу и, взяв под локоток, провёл к дивану. Мы сели рядом, Роб налил по бокалу красного вина: «Калифорнийское. Наше, но хорошее», — сказал он много раз слышанную фразу. И потекла беседа.
Роб рассказывал, как он нашёл этот остров, как узнал, что он продаётся, и как три года ждал — может, снизят цену, и как цену снизили, но у него была только треть этой суммы, и он залез в долги и всё-таки купил остров. Как на острове ничего не было, кроме остатков дороги и ямы на вершине холма в центре острова, где стоял основной дом лет сто с лишним назад, и второй ямы здесь, где теперь дом. Как он купил инструменты, палатку и первый год разбирал яму, клал камни для фундаменте. Здесь, в подобии землянки, он провёл первую зиму на острове. В это время он и встретил Китти. Встретил её в странном маленьком городке Ричмонд в пятнадцати милях отсюда («Не забудь, напомни мне потом о Ричмонде», — сказал Роб), в ресторанчике под несколько странным названием «Голландский дух».
