Игорь Зотиков - 460 дней в Четвертой Советской антарктической экспедиции
Пора осенних полевых работ
День шестьдесят шестой. На остров Дригальского я в этот раз так и не летал. Поэтому занимался подготовкой стеклянных термометров для заленивания, то есть окружал их толстым слоем тепловой изоляции. Помещённые в среду с другой температурой, например в скважину во льду, такие термометры очень медленно, «лениво», принимали новую температуру. Однако если после этого быстро вытащить их из скважины, то по ним можно узнать температуру, которая в ней была.
Проверил косу — оказалось, что разброс результатов измерений по разным термометрам слишком велик. Придётся переделывать, но как — ещё не знаю. Надо думать.
Вдвоём с Андреем занимались анализом и опытной проверкой типов изоляции для различных «ленивых» термометров. Нашли оптимальный вариант. Вечером сделал и лучшую схему для исключения влияния сопротивления проводов в косе. Ура! Теперь коса будет работать. Такие дни бывают не часто.
Сегодня получил весточку из дома, сообщают: на днях родственники зимовщиков будут выступать по радио. Просто не верится. Такое счастье. Даже страшно. Наверное, и жена волнуется. Что сказать за несколько минут, какие слова, чтобы они остались на долгие месяцы?
День шестьдесят восьмой. Вчера целый день грузили на сани бочки с соляром для отправки их на электростанцию. Каждая бочка весит триста килограммов и засыпана снегом до самого верха. Каждую надо откопать, перетащить и погрузить на сани. Наш отряд — семь человек, включая Андрея, который работал водителем на тракторе, — должен погрузить сто четыре бочки.
К концу дня очень устали, но погрузили на сани и отправили только семьдесят бочек. Мы бы не выдержали, но выручил закат.
Такие закаты бывали лишь на экваторе. Половина неба — пурпур, а у горизонта расплавленное золото, переходящее в голубой лёд и воду.
Вечером ещё радость. Вылезли на улицу, а навстречу — штурман похода «Харьковчанок» Олег Михайлов и Вадим Панов. Только что прилетели с Комсомольской. Они пришли туда утром, а вот сейчас, вечером, самолёт доставил их уже в Мирный. Через час мы все уже сидели у БАСа. Праздновали приезд дорогих ребят И Олег и Вадим очень изменились, особенно Вадим. Всего восемнадцать дней они были в походе, а выглядят постаревшими на много лет Оказалось, что машины промерзают насквозь. Утром температура в салоне — минус 10-15 градусов.
Сегодня снова до обеда грузили проклятые бочки — довыполняли норму, потом спали до ужина. Перед ужином вместе с ребятами из похода удалось помыться в бане.
1 марта. День шестьдесят девятый. Прошли сутки с тех пор, как слышал Валюшу. Что она говорила — не помню. Толя и Сергей, правда, слова своих жён тоже не помнят. Это удивительно, как все вылетает из головы. Валюша, видимо, очень волновалась. Говорила поставленно, медленно, как на защите диссертации: "Дома хорошо… Мама с Сашулькой… Заезжали Петров и Лора… Женя и Ирочка частые гости дома… Все хорошо.. " И все же на душе абсолютная пустота. Другого слова не придумаешь. По-моему, и у других тоже. У Толи интереснее всего выступала полугодовалая дочка. Чувствуется, её тянули за ножку в нужный момент…
Сегодня праздник — выборы депутатов в местные Советы. Ветер ураганный, видимость пять метров. На улицу не выйдешь. Целый день «крутим» кино — утром «Человек родился», после обеда «Багдадский вор» и «Если бы парни…», после ужина — «На окраине большого города». В перерывах сочиняю на клочках текст радиограммы домой.
День семидесятый. С обеда пурга утихла. Солнца нет, темно-серое море, подступившее за ночь к крайним домикам, сливается с таким же небом. Там и сям виднеются отдельные айсберги, окружённые ледовой мелюзгой, как наседки цыплятами. Свежий ветер, метров пятнадцать-двадцать в секунду, но пурги нет Ветер тёплый, и снег слёживается, становится липким. Мачты, антенны, штормовки покрываются слоем льда. Это не иней, как у нас, в Москве, а изморозь, то есть настоящий лёд.
Над кают-компанией висит красный плакат: «67-й Избирательный участок». Интересно выглядит он здесь.
Сегодня часов до одиннадцати писал письма, затем начал тянуть на крыше четвёртый провод к косе. После обеда продолжал это дело до десяти вечера. Помогал Лёня Хрущёв, наш геодезист отряда. Он невысокий, кругленький, с остреньким подбородком. Говорит мало и никогда — серьёзно, хотя почти не улыбается. Незнакомый человек не поймёт, когда Леонид шутит, когда нет Очень упрям, уж если что-то решил, этого из него не выбить. Умница, эрудит Жаль, но таким ребятам почему-то трудно приходится. Пожалуй, единственное, чего он не умеет, — приспосабливаться, пусть даже в лучшем смысле этого слова.
Снова беседовал с каюром-свинопасом-механиком-водителем. Я ему как-то обещал помочь разгрузить нарты с кормом для свиней, да забыл. Миша Ковалевский напомнил мне об этом так.
— Спасибо, брат, что помог нарты разгрузить.
— Что ты, я ведь там не был, это без меня, наверное, другие ребята тебе помогли, — ответил я.
— Неважно, друг, главное, что ты проявил инициативу, сам вызвался.
Сказать в ответ было нечего.
День семидесятый. Час ночи. Сижу в кают-компании. Сегодня я ответственный дежурный по посёлку.
Пурга. Ветер усилился до 25 метров в секунду. Еле видны ракеты, одна за другой взлетающие на старте: ведь со станции Восток должен вернуться Ли-2. Но его все нет. Наконец стало известно, что самолёт заблудился и ушёл в море, где безопаснее развернуться (нет гор). Развернулся, снова полетел на юг и как-то ухитрился сесть на купол в условиях полного отсутствия видимости. Где сели, они сами не знают, но сообщили, что все живы-здоровы.
День семьдесят первый. Всю ночь мела пурга. Утром еле впали нас сверху. Снизу уже нельзя было выйти. Чувствую себя плохо, простудился. Днём до ужина без перекуров вплетал дополнительные провода к косе. Они позволят исключить вредные погрешности, которые я обнаружил при измерениях. Завтра можно начинать паять, если буду здоров. Сейчас все в кино. Я не пошёл. Побрился, почитал, записал кое-что. Сейчас лягу.
День семьдесят второй. Вчера вечером я лечился. Собственно, меня лечили. Ребята пришли из кино, когда я уже лежал в постели. Нашли мне немного спирта, кусочек колбаски, я вылил. Поставили чай, чтобы поить меня малиной, провели к постели полевой телефон, чтобы я мог позвонить Савельеву. Скоро пришёл он сам, встревожен.
Народ постепенно расходится. Остановка в дверях. Савельев надумал поговорить о деле: о бутылках для анализа воды с разных глубин моря:
— Краснушкин, я вами недоволен, вы не подготовили бутылки…
— И закуску, — перебивает Капица.
