Василий Песков - Белые сны
Если к какому-нибудь юбилею этой «столицы» наши потомки воздвигнут памятник ее основателю, на коне будет сидеть Михаил Михайлович Сомов. Он в 1956 году забивал тут первые гвозди.
Поставлен Мирный на камни, но, как видите, все под снегом. Приходится думать: быть «столице» или не быть.
Всего нашего населения в Антарктиде – сто двадцать три человека, включая двух немцев и двух чехословацких ученых. Значит, тридцать пять человек зимовали в «провинции». Вот она, «провинция». Это флажок станции Комсомольская. До нее из Мирного восемьсот семьдесят километров. Живут сейчас там три человека. Время от времени «столица» снаряжает туда самолеты. На парашютах бросают продукты, горючее, снаряжение…
А этот флажок – самая суровая точка во всей Антарктиде, самая суровая на Земле. Полюс холода. Сюда уже и самолетам нелегко долетать. Тяжелое снаряжение доставляется тракторами. Каждый поход к Востоку – жестокое испытание. Сегодня как раз пришла радиограмма: «Мотор починили, движемся дальше». По пути идут наблюдения: температура, промеры льда, геомагнитные измерения. Такой же поезд пять лет назад прошел и к самой недоступной точке материка. Вот красный пунктир перехода.
На запад от Мирного, по берегу Антарктиды, еще два красных флажка. Станция Молодежная в двух тысячах километров. И Новолазаревская – в трех тысячах.
Четыре года назад мир облетела сенсация: на Новолазаревской молодой врач Леонид Рогозов сам сделал себе операцию аппендицита. Случай этот записан в книгу истории медицины…
Закончив пояснения к карте, доктор Трешников снял свою драную куртку и, засучив у свитера рукава, садится обсуждать с начальником экспедиции полет «по епархии». Начальство время от времени обязано выезжать из «столицы». Восток, Молодежная, Новолазаревская – десять тысяч километров на маленьких самолетах…
Житье-бытье
Я живу в седьмом доме поселка. Ночью, когда вся жизнь уходит под снег, находишь дом по красному маячку. Ночью с материка к берегу дует ветер под названием «сток». Сильный ветер. Свистит в антеннах, гонит поземку. Скорее, скорее к своему огоньку.
В снегу люк. Потом мокрая деревянная лестница, характерный подземный запах жилья. Еще лестница. Ощупью находишь дорогу по коридору. Темнота провожает тебя двумя зелеными огоньками. Это проснулась собака. Она сонно рычит и закрывает глаза – досматривать сны.
Со всех сторон храп. Храпят механики, штурманы, радисты, первые и вторые пилоты. Храпят в темноте два Героя Советского Союза. Как можно осторожнее налегаю на дверь. Скрипит, проклятая… Кто-то в темноте начинает ерзать на пружинном матрасе. На Большой земле столь позднее возвращение объяснять было бы трудно. Но тут кроме как дело, ничто не может задержать человека. Снимаю промокшие сапоги, куртку и ныряю под одеяло.
У порога неясным квадратом синеет оконце. К нему сквозь толщу снега проделана шахта для вентиляции. Но свежий снег все время забивает узенький ход. Утром поднимаешься с головной болью – кислородное голодание. Засыпаешь под частые удары водяных капель: кап, кап… Весна. О ее победах над снегом можно судить по нашей посуде. Сначала на полу стояла бутылка из-под шампанского. В нее остроумно додумались проводить на веревочке с потолка воду. Потом появилась кастрюля. Потом поставили таз. Теперь стоит хорошая бочка. И уже не капли, а ручеек струится с потолка по веревке. Шестиметровая толща снега все настойчивей давит на крышу. Оклеенный бумагой потолок зловеще потрескивает.
В доме шесть комнат. Мы в своей живем вчетвером. Пилоты: Ступишин Михаил Протасович, Ляхович Игорь Владимирович, я и… Наташа. Совсем молодая девушка. Стояла она на пляже, щурясь от солнца, волосы поправляла. Снял репортер ее в эту минуту, поместил на обложку журнала. Увидели журнал ребята из Третьей антарктической экспедиции. Пересняли. Увеличили до полного роста, вырезали, наклеили на картон. Как живая стоит.
Еще в комнате висят картины «Рожь» и «Последний день Помпеи». Около моей кровати стоит старинный шкаф. На Большой земле он вышел из моды, наверно, еще во времена экспедиции Беллинсгаузена. Выбросить жалко – решили в Антарктиду отправить. Прежние жильцы в этом шкафу-комоде оставили веселые надписи, колоду карт, два лотерейных билета, сломанную логарифмическую линейку, портрет Лолиты Торрес, план города Ленинграда, шесть перьев из хвоста пингвина, учебник английского языка и мелкие железки от самолета. На шкафу есть инвентарный номер. Одна экспедиция сдает другой экспедиции все по порядку – электронные установки, самолеты, конфеты «Мишка», одежду, тарелки, банные веники, вездеходы, шары-зонды, свиней, полетные карты, гвозди, апельсиновый сок и многое другое – учет есть учет! Даже Антарктида не обходится без бухгалтера. Бухгалтер живет в домике по соседству. Носил усы и бородку – точь-в-точь ровесник Плеханова. А сбрил бороду – Наташе в женихи годен.
Дом наш обогревается паром электростанции. Иногда жарко бывает, иногда мерзнем. Но, как показали раскопки, дома излучают тепло. Снег обтаял почти на метр, и они стоят в ледяных гротах. Вот только на крышу давит – ужасно трещит потолок по ночам.
Воду мы получаем так же, как получают ее эскимосы. Вырубаем лопатой снежный брусок и тащим по лестнице вниз. В бочке снег тает. Для стирки такую воду можно было бы продавать за валюту – удивительно хороша. А для питья никуда не годится – нет в ней солей. Безвкусная, и после года такой воды кости становятся ломкими. В столовой доктор Виктор Михайлович Трошин щедро раздает какие-то желтые шарики и лепешки. Глотают. Кажется, помогают – никто еще не сломал ни руку, ни ногу.
По нужде ходим в необычайно красивую пещеру. Она вся обросла белыми сталактитами. Но ходят туда с опаской. Если кому и суждено поломать ноги, это случится в самой прозаической обстановке.
В доме с опаской живешь первых три дня. Потом привыкаешь. Вот только вода с потолка. Для нее мало уже и бочки. И неизвестно, что будет завтра. Наш сосед радиотехник Лёнька Шалыт заходит вчера после дежурства вздремнуть. Батюшки мои, в жилище полметра воды! Туфли двумя кораблями плавают под столом. Захлебнулись четыре важных прибора. Вода с потолка хлещет, как в хорошем фонтане. Пришлось объявить всеобщий аврал.
«Аврал!» Сильное, властное слово. Заставляет все бросить, поторопиться наверх.
И вот все уже в сборе – с лопатами, ломами, веревками. Закипела работа. Все уравнялись – ученые, бульдозеристы, повар, синоптик, корреспондент. В две минуты рождается метод: плотный снег лучше всего пилой полотнить на бруски и дружно спихивать бульдозерам на ножи. Вот уже появился неприметный до этого человек – у него лучше всех получается. Он, сам того не сознавая, как в атаке, становится командиром.
