Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию по суше
Спустя четыре дня после отплытия судна из Салаверри четверо друзей оказались в Рио-де-Жанейро, завершив, таким образом, свое путешествие по морю, показавшееся им бесконечно долгим. Особенно тягостным оно было для Перро, вынужденного просидеть все это время в каюте, где он по нескольку раз на день посылал ко всем чертям проклятых янки, ставших невольно его тюремщиками.
Как стало известно друзьям, проходимцы обнаглели до такой степени, что похвалялись перед бразильскими властями обладанием документом, долженствующим ввести их во владение огромным состоянием. Как мы уже знаем, лиходеи и в самом деле сумели соблюсти все формальности и, ловко обведя вокруг пальца чиновников, спокойно, не скрываясь более ни от кого, расположились в Жаккари-Мирим в качестве новых его хозяев.
Алексей и братья-канадцы решили наблюдать незаметно за имением, пока туда не прибудут Жак и Жюльен, а этого ждать уже оставалось недолго, даже если принять во внимание возможные задержки в пути по тем или иным причинам. Устроившись прямо в лесу, друзья стали жить жизнью дикарей, невидимые для постороннего глаза, но сами не упускающие ничего важного. Затем спустя короткое время они перенесли свой наблюдательный пункт поближе к домику в европейском стиле: туда никто никогда не заходил, с холма же было видно далеко вокруг и отлично просматривался причал, к которому в любой момент могла подойти лодка с французами. Друзья рассудили, что, как только в Жаккари-Мирим прибудут Жак с Жюльеном, они сразу же вступят в схватку с мошенниками, и тут внезапная помощь им со стороны четырех их товарищей могла бы оказаться весьма кстати. Последующие события показали, что все произошло именно так, как и предполагали Алексей и братья-канадцы, и что лишь их своевременное вмешательство предотвратило гибель французов и управляющего имением.
Читателю и самому нетрудно догадаться, что последовало за поражением бандитов. Сколь бы ни любили драматурги счастливую развязку сочиненных ими хитросплетений, в жизни все же благополучное, ко всеобщей радости, завершение наисложнейших перипетий случается куда чаще, чем на сцене театра.
Действительность вновь подтвердила истинность слов, заключенных в излюбленном афоризме Жака Арно, ставшем его девизом, суть которого сводилась к тому, что нет ничего невозможного.
После предсмертных признаний полковника Батлера Жак безо всяких проволочек вступил в права наследования имением Жаккари-Мирим. Управляющий Кристобан передал ему вместе с соответствующими документами, удостоверяющими права Жака как собственника, счета, которые были в столь абсолютном порядке, что к ним не смог бы придраться самый что ни на есть строгий бухгалтер.
Жак стал миллионером. Причем миллионером, не знавшим, как распорядиться своим огромным состоянием. Свалившееся на него несметное богатство ни в коей мере не отразилось на его образе жизни. Человек непритязательный, противник всяческой роскоши и показухи и не любивший шума толпы, он поселился вскоре в домике на холме, напоминавшем ему точно такой же домишко на берегу Луары.
Выбор подобного места для проживания был обусловлен в первую очередь тем, что именно здесь его дядя провел лучшие дни своей жизни, здесь же скончался и здесь нашла успокоение его душа. Само собой разумеется, половину своей новой обители Жак предложил Жюльену.
Нет нужды говорить, что управляющий Кристобан, как и прежде, добросовестно исполнял роль deus ex machine[684] не только в центральной усадьбе, но и в других владениях Жаккари-Мирим.
Старый хозяин любил его, словно родного сына, — и, как вы убедились сами, не без оснований, — и новый, протянув по-дружески верному служащему руку, понятно, сказал:
— Считайте себя, как и раньше, членом нашей семьи!
Большего этому славному человеку и не нужно было.
После стольких наисложнейших перипетий потянулись безмятежные дни, когда все вокруг было напоено ничем не нарушаемым покоем, смягчающим понемногу память о былых страданиях и уравновешивающим взлеты и падения в жизни человека до такой степени, что тот начинает спрашивать себя в недоумении: «Неужто это я находился там-то в такой-то день и в таких-то условиях?»
Жак буквально наслаждался непривычной для него сладкой жизнью, протекавшей на фоне чудесной тропической растительности. Обилие воздуха и солнца, приятный отдых в удобных, хорошо проветриваемых помещениях, дальние поездки по равнине и прогулки по таинственному девственному лесу преисполняли радостью владельца фазенды.
Месяцы быстро следовали друг за другом. Оптимизм Жака, обаятельность Жюльена, благожелательность канадцев и исключительная эрудиция Алексея придавали особую прелесть совместному проживанию шестерых друзей.
Однако в конце концов настало время, когда золотопромышленникам пора было возвращаться в Карибу. Дав слово снова посетить фазенду в следующем году, они сели в Рио на пароход, следовавший с заходом в порты Пернамбуку, Пара и Демерара в Колон, откуда поезд доставил их в Сан-Франциско.
Расставание с Алексеем и братьями-канадцами было первым огорчением, испытанным Жаком и Жюльеном после того, как они обосновались в имении, и по отбытии «горных дел мастеров» французы ощутили одиночество.
Прошли апрель, май, июнь, и Жак, покинувший Европу почти два года тому назад, стал поговаривать о дорогой его сердце отчизне и о родном Париже.
— Признавайся-ка уж сразу, — улыбнулся Жюльен, — что тобой овладела ностальгия!
— Это не совсем так, однако мне очень хотелось бы вновь увидеть великий город, в котором я жил как круглый дурак, будучи заурядным чинушей… Париж, истинный Париж — он куда мне милее, чем здешний девственный лес!
— Город вскоре надоел бы тебе…
— Может быть… И тем не менее я не прочь бы сорваться с насиженного места, встряхнуться немного и поразмять свои кости, одеревеневшие от долгого пребывания в тропиках. А затем, насладившись переменами, вновь вернуться сюда.
— Будь по-твоему, в добрый час! Сегодня у нас восьмое июля, сможем же мы сесть на пароход лишь пятнадцатого августа. Тебя не смущает встреча с морской водой?
— Я готов с нею свидеться хоть сейчас!
— Ну что ж, в таком случае через пять недель отправляемся в путь!
Жак не изменил своего решения. В назначенный день они с Жюльеном ступили на борт одного из великолепнейших кораблей трансатлантической пароходной компании, и пока Жак мужественно ждал отплытия, Жюльен занимался отправкой телеграмм в разные страны мира.
Проревел гудок, гигантское судно качнулось, и Жак, с беспокойством наблюдавший за собой, почувствовал первые признаки морской болезни: в животе у него слегка заскребло, и он объявил… что умирает от голода.
